Анна Завгородняя - Проклятый [СИ]

Мой брат был красив. Высокий, отлично сложенный, крепкий с гривой каштановых волос, с худощавым лицом, на котором, словно два озера, светились добрые синие глаза. Да и двигался он с легкостью опытного воина. Молниеносно делая выпады, парируя встречные удары, умело уклоняясь от своего противника, а им был не кто иной, как наш отец. А он когда-то в молодости ходил под началом одного из величайших воинов Севера и был не последним в его дружине. Конечно, сейчас отец уже был не тот, что в молодые годы, но он все еще был быстр и более опытен, чем его сын. Я видела, что Олав уже порядком устал. Его движения были слегка заторможены, рубашка на спине взмокла от пота, а меч с каждым разом поднимался все тяжелее. Скоро они закончат, поняла я и, спрыгнув на землю, прошлась вдоль ограды, следя за тем, как один из воинов отца метает ножи в подвешенную на столбе мишень.

— Отец, — услышала я голос Олава. Брат перевел дыхание и опустил меч, — Что скажешь? — спросил он, — Сегодня я дрался лучше?

Гуннар скинул с себя пропитанную потом рубаху, и посмотрел на сына.

— Лучше, — сказал он, — Только все равно тебе не место среди воинов Коннора Кровавого. Ты еще слишком…

— Что слишком?! — Олав взревел и едва сдержался, чтобы не швырнуть свой меч под ноги отцу, но тут он увидел меня и его лицо смягчилось. Я подбежала к брату, повисла у него на шее, звонко поцеловав его в разгоряченную, после боя, щеку. Гуннар кивнул мне и удалился с поля, оставив нас с братом.

— Пойдем, я полью тебе воды, — сказала я, отстранившись от Олава, — Ты плохо пахнешь! — я шутливо толкнула его в бок, но он только усмехнулся в ответ и пошел за мной к бочкам с водой, расставленным на солнце. Олав снял рубашку и, повесив ее на забор, подошел ко мне. Я уже стояла, ожидая его с ведром воды в руках, зачерпнутой из одной из бочек. Брат склонился, подставляя свою спину и я, смеясь, окатила его водой.

— Еще, — попросил Олав.

Я поспешно зачерпнула из бочки и снова полила ему спину. Олав распрямился, встряхнув мокрыми волосами, отчего во все стороны полетели брызги. Я едва успела закрыть лицо руками.

— Так хорошо, — сказал брат и, щурясь, поднял глаза к небу, — Уже скоро лето. Воздух совсем теплый.

Я поставила на место ведро и повернулась у Олаву.

— Слушай, — начала я нерешительно, — А ты серьезно намереваешься уехать с Коннором? — спросила я и невольно зажмурилась, ожидая вспышки гнева у брата. Он всегда злился, когда при нем заговаривали об этом вожде, в дружину которого он мечтал попасть, но куда так упорно отказывался отпускать его отец. Поэтому я удивилась, когда он спокойно ответил мне короткое — да.

— А как же отец? — уже смелее поинтересовалась я.

— Если не отпустит — сбегу, — Олав упрямо тряхнул головой. Влажные волосы густым каскадом рассыпались по его обнаженной спине, — Они скоро приезжают к нам, — продолжил он, — Не далее, как на этой неделе. Я знаю, что отец собирается выделить Коннору часть своих людей. Не зря же он их сейчас так усиленно натаскивает. Чем я хуже? Я с пяти лет обучаюсь искусству боя на мечах. Я лучше, чем многие из его людей и он это знает, но упорно отказывает мне.

Я положила руку на грудь брату. Под пальцами ритмично билось его сердце. Каждый его стук отдавался в моем собственном, словно единый удар, сливаясь в одно целое. Я понимала Олава, его стремление чего-то добиться, достичь самому. Он не хотел судьбы, уготованной его родителем. Тяжело быть торговцем, когда душа рвется в полет. Но я так же понимала и нашего отца. Он боялся за Олава, боялся потерять его.

— Все будет хорошо, — сказала я, успокаивая брата, — Не волнуйся, отец в итоге примет правильное решение.

— Сомневаюсь, — ответил Олав. Я заметила, что настроение его постепенно стало портиться. Стоило ему нахмуриться, как по гладкому лбу пробежали тонкие морщинки.

— Ему тяжело судить, — добавил Олав, — Я помню те времена, когда он ходил в набеги!

Я промолчала, не зная, что сказать. По своему он, конечно, был прав, но где-то в глубине души я и сама не желала, чтобы Олав ушел вместе с войском Коннора. Как и отец, я боялась, что старший брат может оказаться неудачлив, но никогда не позволяла себе высказаться об этом при нем. Да и все равно это вряд ли помогло.

— Пойдем в дом, — я взяла брата за руку. Он поднял на меня тяжелый взгляд, но руки не отнял. Внезапно мне захотелось как-то утешить его, как это часто в детстве делал он, помогая мне справится со своими бедами, но я не могла найти подходящих слов и просто молча, рука об руку, мы вернулись в дом.

Гости приплыли через несколько дней. Я вышла на утес, наблюдая, как многочисленные корабли, сверкая яркими пестрыми парусами в солнечных лучах, пристают к пристани. Их было слишком много, у пристани хватило места только для трех самых больших кораблей, а остальные просто вставали на якорь у самого берега. По сброшенным сходням спускались воины. Я смотрела на их высокие фигуры, бородатые лица. Некоторые улыбались, но в основном они только с интересом оглядывались по сторонам и вереницей поднимались к поселению, где их уже встречала детвора.

Первым ступил на наши земли высокий рослый мужчина. Я даже издалека разглядела его длинные седые волосы, заплетенные в тугую косу и заправленные за пояс на спине. Я невольно вспомнила слухи, по которым его называли оборотнем за глаза и невольно подумала, что возможно, они были не лишены оснований. Походка у короля была как у хищника. Он шел как-то величественно, сразу, по одному его шагу было видно — это король. Я без труда догадалась, что это сам Коннор Кровавый. За ним следовали вожди, примкнувшие к королю на время похода на запад.

Сбежав с утеса, я бегом поспешила к дому. Приветствовать гостей входило в мои обязанности, как хозяйки дома. Я едва успела встать рядом с отцом, вышедшим встречать дорогих гостей, как к нашему дому, окруженный своими людьми, поднялся король.

Отец склонил перед Коннором голову, я почтительно поклонилась, выражая в поклоне свое уважение к чину гостя, а мой брат, стоявший по правую руку от отца, замешкавшись, во все глаза уставился на короля, а затем, словно спохватившись, склонил голову в глубоком поклоне.

— Гуннар! Старый ты вояка! — улыбнувшись в усы, произнес Коннор. Отец и король обнялись.

— Приютишь моих ребят? — Коннор кивнул за спину, туда, где во дворе толпились воины, и они все пребывали и пребывали, пока стало так тесно, что казалось, здесь негде даже яблоку упасть. Я мысленно подумала о том, как буду размещать все это многочисленное войско, уже не говоря о том, как его прокормить.

— Разве я когда то прославил себя не гостеприимным хозяином? — шутливо поинтересовался Гуннар. Король засмеялся. У него оказался на редкость приятный смех, тягучий, как сладкий мед, а голубые глаза светились добротой и умом.