Светлана Крушина - Все пути ведут на Север

— Ну а все-таки… вот Ив отправился за твоим братом в Касот. Почему он вернулся за вами, вместо того, чтобы довести дело до конца?

— Потому что Дэмьена он не смог найти. Но нашел человека, который может добыть нужные сведения. Чтобы разузнать то, что нам было нужно, потребовалось время, а Ив не мог дольше оставаться в Касот, рискуя навлечь на себя подозрения. Он вернулся, чтобы просить помощи у моего отца… и не получил ее. Тогда мы решили действовать сами. Ив хотел ехать в Касот снова в одиночку, но мы настояли на том, чтобы ехать с ним.

— Чем весьма усложнили его задачу, — пробормотал Грэм. — То есть, получается, вы едете не прямиком выручать твоего брата, а на встречу с человеком, который знает, где его искать?

— Да. Как ты понимаешь, мы не могли доверить это ни письму, ни, увы, прямым переговорам через портал, хотя это заняло бы гораздо меньше времени.

— Если бы вы чуть-чуть больше доверяли своим магикам, вам было бы гораздо легче жить, — заметил Грэм.

— А ты — разве доверяешь магикам?

— Не всем. Но некоторым — вполне, — ответил Грэм, вспомнив Илис.

— А я — нет. Ну, так что же? Теперь ты не захочешь изменить свои планы?

— Нет. Не захочу. Гнев твоего отца меня не страшит — я просто не стану показываться ему на глаза. А остальное… В Касот ли, в Медее — неприятности повсюду меня найдут, — Грэм улыбнулся, хотя Ванда и не могла этого видеть. — Не думаю, что там будет опаснее для меня, чем здесь.

— Дело твое. Я тебя предупредила.

— Значит, мы не распрощаемся на границе Касот?

— Как захочешь. Я тебя гнать не стану, — тихо сказала Ванда и встала, показывая, что разговор окончен.

Однако, отойдя на пару шагов, она вдруг остановилась и проговорила со слезами в голосе:

— Мне так страшно. Страшно, что мы опоздаем и не застанем брата в живых… уже столько времени прошло, а сколько мы еще потеряем?

Вот только слез Грэму и не хватало! Он никогда не был силен в утешении плачущих женщин (и детей), но сидеть и молчать теперь он просто не мог. Поднявшись, он подошел к Ванде и взял ее за руку так осторожно, словно совал руку в медвежий капкан. Но ничего страшного не случилось, и он взял ее за вторую руку… притянул к себе… Ванда уткнулась лицом ему в грудь и тихо заплакала.

Утром все проснулись озябшие и сердитые. Даже добродушный Оге огрызался, а Корделия глядела угрюмо. Про Ива и говорить нечего; что до Ванды, она, с опухшими покрасневшими глазами, вообще ни с кем не желала разговаривать. Грэм тоже сердился, но не на внешние обстоятельства, а на себя: со вчерашнего дня он вел себя дурак дураком, и ситуация только ухудшалась.

К полудню погода вновь испортилась, и полил дождь, пронизывающий и мерзкий. Укрыться от него было негде, и компания продолжала путь в подавленном молчании. Надвинутые до самого носа капюшоны плащей не спасали, и все промокли до нитки. Ванда, стуча зубами, ругалась вполголоса, причем использовала такие выражение, которые никак нельзя было ожидать услышать от юной ноблесски. Никто даже не пытался ее одернуть, и Грэм взял это на заметку.

Даже когда закончился дождь, веселее не стало; небо снова затянули тучи, задувал пронизывающий ветер. Это северное непогожее лето больше похоже было на позднюю осень; Грэму невольно вспомнились родные края — там подобную картину можно было частенько наблюдать и в июне, и в июле… Все плотно закутались в плащи и ехали молча, промокшие, продрогшие и злые, как осы.

Мерзкая погода держалась три дня; просто чудо, что за это время никто не заболел. Когда, наконец, на четвертый день тучи разошлись и выглянуло солнце, Грэм готов был пасть ниц и возблагодарить Прайоса за его милость; похожие чувства испытывали и медейцы. Путешественники воспрянули духом — и вот тут-то началось. Ванда обсохла, отогрелась, расправила перышки и взялась за Грэма — он то и дело ловил на себе ее особенные лукавые взгляды; она лучезарно ему улыбалась и при всяком удобном случае норовила подъехать к нему поближе, чтобы ненароком соприкоснуться коленями. Она явно его дразнила, но зачем? Или это была злая забава вздорной девчонки, решившей помучить влюбленного в нее человека; или же она намекала, что на ее слова, сказанные несколько дней назад на холме, не стоит обращать внимание? Грэму было не по себе; ему хотелось встряхнуть Ванду за плечи и спросить, зачем этот спектакль; но он ограничился тем, что перестал с ней заговаривать первым и старался не встречаться с ней взглядом. Увы! Глаза его как будто жили своей собственной жизнью и, невзирая на запрет хозяина, так и норовили пересечься взглядом с серыми глазами Ванды; а сердце его начинало стучать сильнее всякий раз, когда он видел ее улыбку — хотя он знал, знал прекрасно, что все это обман, и Ванда не испытывает к нему никаких чувств.

Однажды ночью, внезапно проснувшись, он невольно подслушал обрывок разговора между нею и Ивом — они не спали и беседовали, отойдя немного в сторону от спящих, чтобы никому не мешать. Говорили они очень тихо, но Грэм слышал их прекрасно.

— …Прости меня, Ванда, но я просто поражаюсь твоему легкомыслию, — говорил Ив, и его голос, хотя и приглушенный, звучал яростью и страстью. — Что ты делаешь, о боги, что ты делаешь? Зачем?

— А что я делаю? — скандальным голосом спросила Ванда.

— Ты позволила этому наемнику, этому наинскому псу поехать с нами — хорошо! Допускаю, он может быть нам полезен, хотя лично я предпочел бы гнать бы его в шею. Но зачем эти улыбки, эти взгляды? Ты что, пытаешься обворожить его? Зачем?

— А тебе какое дело?

— Такое, что ты не смеешь забываться! Помни, кто ты, и кто он. А если этот бродяга решит воспользоваться твоими «авансами»…

— Уж ты ему не позволишь, — ядовито ответила Ванда. — Знаешь, если кто-то здесь и забывается, то это — ты! Не смей мне указывать, как я должна себя вести. Помни, кто ты, и кто я! — передразнила она.

— Я-то помню, — очень медленно проговорил Ив. — Я все отлично помню — и кто ты, и кто я. И какую клятву я давай твоему отцу и твоему брату… Между прочим, я клялся защищать тебя.

— От кого? От Грэма?

— И от него тоже.

— Ну и защищай, только знай меру. Я вообще не понимаю, что ты так на него взъелся.

— Он нам лжет, — Ив говорил все медленнее, как будто ему становилось все тяжелее сдерживать себя. — Он не тот, за кого себя выдает.

— Хочешь сказать, он касотский шпион? — фыркнула Ванда.

— Не передергивай. Ты понимаешь, о чем я. Но дело не только в этом… дело в том, что ты ведешь себя попросту неприлично!

После этих слов Грэм ожидал услышать звук пощечины — но нет, каким-то чудом Ванда сдержалась, и повисла напряженная тишина. Когда она заговорила, голос ее звучал на удивление ровно:

— Только ради нашей старой дружбы, Ив, я тебе прощаю эти слова. А теперь уйди, уйди от меня!..