Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

Я увидел крепость с площади Нового Дня, когда поднялся с баржи на набережную. Величественные серо-белые стены отражали солнце, возвышаясь над крышами домов с узкими расписными фасадами и высокими окнами.

Карл распрощался со мной, у него еще были в городе дела, а я пошел вдоль канала Господ, миновал мост и шумными проулками вышел к каналу Цветов. Здесь, на причаленных баржах располагался большой цветочный рынок, пользовавшийся популярностью не только среди жителей города, но и у торговцев соседних княжеств. Спрос на тюльпаны и луковицы других экзотических цветов не исчезал, несмотря на то, что прошло сто пятьдесят лет, с тех пор, как альбаландцы выкрали редкие растения у хагжитов.

Внимание Проповедника привлекла румяная блондинка в белом переднике, стоявшая возле прилавка с ящиками, в которых росли ярко-желтые нарциссы. Она улыбнулась ему, и он, на секунду опешив, улыбнулся ей.

— Эм… Я задержусь ненадолго? Хочу пошататься по цветочному рынку и поискать диковинки, привезенные из далеких стран.

— Позже увидимся.

— Пугалу ни слова.

— Оно исчезло с концами.

Страшила, в кои-то веки стал осторожен и не спешил показываться на глаза окружающим. Уверен, он появится к вечеру. Вылезет из шкафа как ни в чем не бывало, покажет мне свой очередной нелепый и бесполезный «трофей», добытый во время скитаний, и деловито займет комнату.

Я часто думал о нем в последнее время. Проповедник считал, что в Пугале поселилась темная душа человека, убитого кем-то из Ордена. Пришлось его разочаровать. Мертвые люди не вселяются в предметы. У них нет такой способности. И когда старый пеликан попытался выведать у меня, что же такое одушевленный, я лишь развел руками.

— Ты не знаешь? — удивился тот.

— Не только я. Никто не знает. В предмете просто появляется сущность, превращая его из вещи в… — Я помешкал. — Назовем это живым существом. Почему это происходит — до сих пор неизвестно. Одушевленные очень редки для того, чтобы подтвердить или опровергнуть ту или иную теорию.

— Но среди этих редких — темных больше, чем светлых.

— Верно.

— Почему так?

— Предметы, которыми убивают других людей, имеют больше шансов стать одушевленными. Например, меч наемника или плаха палача — великолепные вместилища. Но почему одушевленным становится, к примеру, снеговик или огородное пугало — мне неизвестно.

Проповедник хмуро глянул в поле, где в то время прогуливался наш общий друг.

— Если ты так уверен, что в нем нет темной души убитого Орденом Праведности, тогда мне непонятна его ненависть к законникам.

— Ну, после истории на озере Эйсвассер, когда нас обложил Орден Праведности, я могу ответить на этот вопрос. Потому что они представляют для Пугала серьезную опасность.

— Хо-хо! А ты, значит, здесь просто так, погулять вышел. Ты страж.

— Когда мы встретились, я был уверен в своих силах. Но после того как он перенес встречу с Мириам, сомневаюсь, что легко с ним справлюсь.

Теперь Проповедник выглядел немного встревоженным:

— А кинжал?

— Кинжал… — Я развел руками. — Конечно, стражи для него это угроза, но законники… ты просто вспомни, как Эрик уничтожил тех снеговиков, когда мы с Гертрудой едва не потерпели поражение. А Ханна? Ей потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с одушевленными велефа. Орден Праведности опасен для Пугала куда больше, чем Братство.

— Ты думаешь, этот молчальник боится смерти? — От него так и веяло скепсисом.

— Если не смерти, то того, что им смогут управлять, как теми снеговиками. Потерять контроль над собой, подчиниться чужой воле… Думаешь, ему это по душе?

— Если только законники действительно на такое способны — управлять одушевленными.

— Еще несколько месяцев назад я бы сказал, что «Лезвие дождя» это ерунда, а Орден только и способен, что вставлять нам палки в колеса, но реальность оказалась куда занимательнее. Они умеют гораздо больше, чем мы полагали.

— То есть у Пугала нет ничего личного к законникам? — Проповедник счел себя разочарованным. — Он просто потрошит некоторых из них лишь потому, что боится за свою свободу? Ха! Дырка в твоей теории, Людвиг! Отчего же Франческа тогда не приструнила его?

Я пожал плечами:

— Сперва растерялась и испугалась. А затем… они не так уж и плохо ладили.

Старый пеликан скептически хмыкнул, но сказал совсем не то, чего я от него ожидал:

— Буду приглядывать за нашим общим другом повнимательнее. Быть может, он проявит свою настоящую сущность. — Последние слова он произнес неожиданно низким, замогильным голосом и тут же хихикнул.

Он действительно начал чаще ходить за Пугалом, пока тому не надоело навязчивое внимание и оно попросту не стало исчезать в ближайших шкафах, оставляя Проповедника с носом.

Думая об этом, я проехал через мост Поваров, славный тем, что когда-то отсюда за то, что испортили праздничную сельдь для королевской гвардии, этих самых поваров скинули в канал. Недалеко находился Новый рынок, так что улица была забита народом и телегами. Продвигался я медленно, слушая, как со всех сторон раздается альбаландская речь. Я поймал себя на мысли, что немного отвык от родного языка, слишком долго проговорив на всеобщем.

Свешрикинг давно уже не была крепостью в классическом понимании этого слова. Рвы, а точнее каналы, что ее окружали, заключили в трубы и спрятали под землю, а дома подошли к внешней стене вплотную. Некоторые — образовав с ней единое целое.

Я выбрался на улицу Стражей, которая состояла сплошь из постоялых дворов. Я знал каждое из этих заведений. Где варят лучшее пиво, где подают вкуснейшую копченую сельдь, лучшее вино с пряностями и стейки из телятины, которую выращивали на лугах Бойгелдамма. Пока мы учились, то частенько кутили здесь с утра до ночи и с ночи до утра.

Ворота в Свешрикинге отсутствовали. Король приказал их снять, когда отдавал цитадель стражам. Кроме того, убрали все запорные решетки и цепи с подъемных мостов, вывезли оборонительные и осадные орудия, переместили арсенал. Его величество Дитрих Шестой слыл осторожным правителем и, если дружбы с Братством не выйдет, не собирался штурмовать собственную крепость, теряя людей.

С тех пор прошло много лет. Арденау уже не мыслит себя без стражей и конечно же давно не боится их. Но ворота нам так и не поставили. Ограничились лишь стражниками возле несуществующих створок, чтобы по территории не шатались чужаки.

Караул несли солдаты королевской гвардии в алых мундирах, белых панталонах и блестящих касках, ремешки которых врезались в подбородок. Кроме гвардейцев также присутствовала стража, нанимаемая Братством, — рыжеволосые бородачи в серых куртках, черных штанах и малиновых беретах с соколиными перьями. Северные ньюгортцы с удовольствием нанимались к нам на службу.