Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

— Ну, тогда, будь добр, оставь злые шутки. Даже если кто-то, по твоему мнению, их заслуживает. Он умер очень не вовремя.

Оно обдумало мои слова, покладисто кивнуло. Я, сдерживая злость, отбросил хагжитскую саблю в сторону и вернулся к своим товарищам.

— Испустил дух пару минут назад, — сообщил мне Карл, мрачно указав на тело человека, которого ранил Альберт.

— Все вышло слишком легко, — попытался оправдаться тот.

— Ну уж тебе не за что извиняться, — успокоил я его. — Он бы точно не сожалел, если бы прикончил тебя. Смотрю, уроки Карла пошли тебе на пользу.

— Ты не смог догнать второго?

— Смог. Но он нам тоже ничего полезного не сообщит. — Я глянул в коридор. Дубовые панели пожирало пламя из разбитого фонаря. Огонь разгорался, с улицы его пока не видно, но минут через пятнадцать половина этажа будет охвачена пожаром. Пора убираться.

— Я кое-что смог узнать у хагжита, — сказал нам Альберт по пути. — Он говорил, что пришел темный человек и привел с собой ифрита, который напугал хагжита до чертиков, поэтому толстяк держал язык за зубами. Никому не говорил о страшном клиенте. Думаю, и дальше бы молчал, если бы не увидел Пугало. Счел, что сейчас умрет, и решил рассказать правду, чтобы угодить на солнце, а не на луну.

— Надеюсь, ему это помогло. Что еще?

— Остальное бред и нытье. Хотя… когда мы уже бежали, он крикнул, что тот, о ком мы спрашиваем, не человек, а пляшущая крыса.

— И правда бред! — фыркнул Карл. — Какая, к чертям собачьим, крыса?!

Ответа ни у кого из нас не нашлось.

Мы не сговариваясь покинули дом, вышли в полутемный, холодный двор, миновали мертвых тигров. И до Свешрикинга шагали в полном молчании.

Когда я закрыл дверь и зажег свечи, Проповедник поднял голову с подушки:

— Тело Господне! Где тебя полночи носило?

— Были дела, — уклончиво ответил я, чувствуя себя так, будто на мне пару часов танцевали все плотогоны Арэо.

— Оно и видно по твоей роже. Во что мы влипли на этот раз?

— Мне нравится это «мы». Обычно ты шарахаешься от всего более-менее сомнительного. Но сейчас не пропустил ничего интересного. — Я снял куртку и бросил ее на стул.

— Позволь мне решать, пропустил я или нет! Святые мощи Аброзия! — Он аж подлетел на кровати, когда из шкафа, точно паук, выбралось Пугало. — Что на твоей башке?!

На башке у одушевленного была шляпа. А к шляпе крепился изгвазданный кровью тигриный хвост. Пугало подошло поближе к свечам, изящно крутанулось на тот случай, если Проповедник не рассмотрел трофей.

— Мерзость какая! — в отвращении скривился старый пеликан. — Ты бы еще дохлую шавку к мундиру приколол!

Одушевленный задумчиво прищурился.

— А это был плохой совет. Если он притащит мертвую собаку, выбрасывать ее предоставлю тебе. И чистить помещение тоже.

Проповедник и сам понял, что сболтнул лишнего и решил вернуться к прежней теме:

— Так что стряслось?..

Выслушал меня он молча и обошелся без куриного кудахтанья, что, признаться честно, редко с ним бывало.

Я подвел итог:

— Шуко узнал о каком-то страже то, чего не следовало знать. Затем этот неизвестный решает прикончить меня — так как боится, что цыган все же успел что-то разболтать. А заодно нанимает нескольких человек, чтобы они убрали хагжита, который продал яд.

— Значит, ты еще в опасности, — на всякий случай уточнил старый пеликан. — Ты ведь жив и можешь что-то знать. Людвиг, тебе надо найти этого стража. Кстати, что там насчет пляшущей крысы? И ифрита. Это ведь черт по-хагжитски?

— Ну, чужая мифология такая вещь, что трактовок у нее может быть несколько. Я склонен считать, что речь шла о темной душе, которая подчинялась стражу.

Он издал звук, точно придавленная лягушка.

— Если так, то нечего удивляться, почему убили Шуко! Но отчего никто из других стражей не заметил этого?!

— Он хорошо скрывался.

— Да тут же магистры, и люди… ну… — Он помахал в воздухе рукой, словно пытался придать весомость своим словам. — Опытные. Такие, как ты. Вы ведь носом их чуете.

— Если они не скрываются. И кто будет искать темные сущности в самом сердце Братства?

— То есть если ты сейчас нарисуешь фигуру…

— То она покажет множественные контакты в округе, — ровным тоном произнес я. — В Свешрикинге, как ты уже знаешь, достаточно темных сущностей, с помощью которых учат детей. Мы ничего не найдем и ничего не докажем. Если он умен, то брал тварь из… назовем это клеткой. А затем просто вернул ее назад.

Проповедник кротко вздохнул:

— Я знаю лишь одно, для тебя непозволительная роскошь находиться в Арденау. Сколько сейчас здесь стражей?

— С учетом того, что в апреле обычно приезжают многие из тех, кто находится в соседних странах? Человек сорок, думаю. Не считая детей, старших учеников и учителей. И будут прибывать еще.

— Найти среди них душегуба, — он хихикнул над таким каламбуром, — очень тяжело. Знай я тебя чуть хуже, предложил бы сбежать, пока он не повторил попытку.

— Но…

— Но так как я знаю тебя гораздо лучше Мириам, советую пошевеливаться и вывести ублюдка на чистую воду, — сурово отчеканил он и хлопнул себя по лбу. — Дева Всеблагая! Мириам! Я совершенно забыл! Она просила тебя зайти к ней. Срочно!

Я выругался. Проповедник — мастер передавать отсроченные важные послания.

— И когда это было?

Он нахмурился, припоминая, произнес неуверенно:

— Часа три назад.

Апартаменты Мириам находились в Гнезде Сойки, на самом верхнем этаже, над спальнями учениц. Они состояли из шести комнат, и, сколько я себя помнил, меня пускали лишь в прихожую да гостиную, по форме похожую на куриное яйцо, заставленную белой мебелью.

Дверь открыл Филхо, старый сухопарый лакей магистра. Он не выглядел заспанным, несмотря на поздний час. Слуга вежливо мне поклонился, хотя я знал, что после моего громкого ухода от Мириам он считает меня едва ли не предателем человечества.

— Вас давно ждут.

Я сделал шаг в сторону гостиной, но он кашлянул, привлекая внимание, и, наклонившись ко мне, попросил:

— Если можно, не сообщайте ей неприятных новостей. Она слишком устает в последнее время. Не в гостиную. Госпожа примет вас в кабинете.

На секунду я даже не поверил услышанному. Довольно неожиданное изменение традиций. Мириам не считала нужным пускать кого бы то ни было в святая святых своего жилища.

Следуя за слугой, я прошел три комнаты и оказался в просторном помещении, с удивлением разглядывая его, так как ожидал совсем иного: дубовых панелей, книжных шкафов до потолка, забитых уникальными томами, гор бумаги и писем на столе, темной мебели, необычного чучела чудовища в углу, в конце концов.

Здесь же были простые белые стены. Настолько белые, что от них становилось холодно и неуютно. Ореховый стол возле окна. На нем я увидел стеклянную чернильницу с золотой крышкой, полную почти до краев; тяжелое бронзовое пресс-папье в виде орла, прижимавшее стопку дорогой хагжитской бумаги; держатель для конвертов; несколько аккуратно лежащих гусиных перьев; перламутровый ножичек для их заточки. Также там были настольные часы, похоже, флотолийской работы — слишком уж миниатюрными, я бы даже сказал, воздушными они казались. Часовщик сделал стенки из хрусталя, скрепил их серебряными плашками, внутри были видны медленно движущиеся золотые шестеренки и сжатая большая пружина.