Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

— Оружие ушло.

Маргари вздрогнула:

— О господи! И это вам тоже известно?!

Все части головоломки сложились в моей голове только сейчас:

— Вы взяли первого попавшегося дурака, используя старый ритуал Братства, и создали из обычного картографа нового мессию, но даже не поняли этого, пока Хартвиг от вас не сбежал.

— Так все и случилось, — прошептала она, и ее взгляд был где-то далеко. — Если бы мы сразу поняли, что он такое, темного кузнеца уже бы не существовало.

— Но Хартвига вы потеряли. А Братство сочло, что вы создали его для того, чтобы уничтожить нас. И мы собственными руками убили того, кто мог устранить главную угрозу для нашего мира. Смешно. — Но смеяться мне совсем не хотелось.

— Александр сообщил Константину о том, что мы сотворили из обычного картографа… Наверное, то же самое когда-то сделали стражи прошлого, чтобы остановить темного кузнеца. Он не хотел возвращаться в гроб и устроил катастрофу. Землетрясение в Солезино уничтожило всех. И тех, кто был против него, и тех, кто служил ему. Ивойя не мелочился и не разбирался. Решил проблему радикально, похоронив вместе с нами и рецепт своего уничтожения. Меня эти новости застали в дороге, а когда я вернулась, был уже новый Орден. Не опасный для того, кого освободил мой ученик. Вот, собственно, все, что я знаю, Людвиг.

В небе звенел жаворонок, дул теплый ветер, и пахло розовым клевером. Крайне обыденная и приятная обстановка для тех зловещих мыслей, что проносились в моей голове.

— Вы решили оставить его в покое. — Я не хотел, но мой тон прозвучал обвиняюще.

— После того что случилось, Людвиг? А вы бы не оставили, если бы Арденау превратился в руины? Мы хотели забыть, начать все с чистого листа.

— Сколько лет потеряно, Маргари? С момента воскрешения Константина? Пять? Десять? Его можно было остановить еще тогда. После землетрясения прошло почти два года. Мы могли хотя бы подготовиться. А если бы кто-то из Ордена нашел в себе силы переступить через свое высокомерие и ненависть, обратиться за помощью к магистрам… Хартвиг был бы жив. Мы так привыкли рвать горло друг другу, что пропустили настоящего врага.

Она встала:

— Мне жаль, Людвиг. Но это единственное, что я могу сейчас сказать. Не имеет смысла печалиться о прошлом, страж. Надо жить настоящим.

— Не будет никакого настоящего, Маргари, если он останется среди нас. И будущего тоже нет. Ни для кого из нас.

Она села на лошадь:

— Я все же надеюсь на лучшее. Не может быть все так плохо. Настанут солнечные дни. Уверена в этом. Берегите себя. Надеюсь, теперь я ничего не должна.

Она ускакала, и было в ее уходе что-то от бегства. Проповедник с Пугалом появились почти сразу же, как законница пропала из виду.

— Слышали?

— Большую часть. — Старый пеликан плюхнулся рядом. — В хреновые времена живем. Апокалипсис не за горами. А некоторые все еще надеются на лучшее. Ха!

— Чтобы надеяться на лучшее, за него следует бороться. Так что поспешим. Я все же рассчитываю увидеть следующую эпоху без воскресшего императора Константина.

— И я, — произнес старый пеликан.

Пугало, как это водится, промолчало.

Когда я получал письма, мое лицо блестело от пота. Последние два дня стояла непереносимая жара, и такой погоды в кантонах не помнили даже старожилы. Тревожные разговоры о юстирском поте сменились пророчествами о погибшем урожае и голоде, который случится зимой. Также обсуждали пересохшие ручьи и обмелевшие реки, рост цен на продукты. В Варшбрау произошла пляска мертвецов, а еще две вроде как случились в Лезерберге в прошлом месяце. Все сводилось к тому, что конец света не за Катугскими горами и вот-вот наступит.

Серый неприметный клерк с вежливой улыбкой протянул мне два конверта и один маленький сверток.

— Вот что есть на ваше имя, господин ван Нормайенн. Что-нибудь еще могу для вас сделать?

Я покачал головой, вежливо распрощался и вышел на белую от зноя улицу маленького городка, в дне пути от Лейкчербурга, где меня уже должна была ждать Гертруда. Проповедник и Пугало торчали на остановке дилижанса, на их лицах было написано уныние. Я еще больше увеличил его, сказав:

— Мы никуда не едем.

— Как это? — тут же закудахтал старый пеликан.

— Сейчас полдень, и все рейсы отменены до вечера. По такому пеклу сдохнут не только лошади, но и пассажиры.

— Выходит, ты застрял? Темный кузнец, он, знаешь ли, на жару плевать хотел.

— Мы уже опоздали, Проповедник, — напомнил я ему. — Все опоздали.

Эту новость мы услышали, как только покинули мятежную провинцию. Кафедрального собора Лейкчербурга, столицы кантона Улье, больше не существовало. Подлый колдун Вальтер завершил то, что не получилось у него в Крусо. Во время воскресной мессы строение охватило золотое пламя, убившее всех, кто находился в злополучном здании. В том числе и кардинала Урбана. Человека, которого многие считали святым, а иные пророчили ему в будущем место во главе Риапано.

О том, что случилось дальше, мнения разнятся. Говорили, что клирики из Инквизиции затеяли бой с колдуном, но проиграли, оставив после сражения несколько разрушенных кварталов. Другие считали, что преступник пойман и дожидается своей участи в подвалах Святого Официума. Третьи — что убит.

До Лейкчербурга было далековато, так что ничего точно я не знал. Я сильно волновался за Гертруду, от нее не было вестей, а на письмо, отправленное мной позавчера, она так и не ответила, что лишь усилило мою тревогу.

Все три сообщения, которые я получил, пришли от Мириам. Два конверта с ее личной печатью и небольшой сверток. Открыв его первым, я увидел белый кружевной платок из Ветеции, в который был завернут темный клинок. Тот самый, что мы с Рансэ добыли, казалось, много лет назад.

Короткая записка гласила:

Надеюсь, он тебе пригодится.

— Зачем она его вернула? — не понял Проповедник.

— Откуда же я знаю? Наверное, считает, что так безопаснее. В Ветеции сейчас преддверие ада и некому хоронить мертвых, а жизнь стража не стоит и ломаного гроша. Она снижает риски.

— Что ты намерен делать?

— Сохранить его.

— Все равно очень странно. — Старый пеликан, как и я, не понимал мотивов поступка Мириам. — Она ведь хотела разобраться, как он действует.

— Значит, не получилось. Спрошу у нее, когда увижу.

Второе, письмо, судя по толщине конверта, большое, я вскрыл небрежно, пробежал глазами несколько строк, недоуменно нахмурился, перечитал.

— Что там? — жадно спросил Проповедник.

Я отмахнулся.

— Святой Пилорет! Да на тебе лица нет! Что там?!

— Дай мне минуту, — попросил я, и, видно, голос у меня был таким, что он не стал настаивать.

Пугало протянуло руку, прося разрешения взять послание, начало читать под завистливым взглядом безграмотного приходского священника. Я запомнил каждое слово, которое оно сейчас видело: