Карина Демина - Семь минут до весны (СИ)

Волосы на макушке пахли молоком. И розовые ладони, и пальчики тоже. Они были крохотными, эти пальчики, и постоянно шевелились, точно Нани пыталась разгладить складки на пеленках.

— А спустя неделю прибыла друга. Она была тощей и молчала, а если открывала рот, то лишь затем, чтобы процитировать очередную нелепицу из «Наставлений для юных леди». Она очень любила эту книгу… по-моему, только ее и читала. Это плохая книга…

…пальцы обвили мизинец Ийлэ и потянули к беззубому рту.

— Тот, кто ее написал, думал, что с детьми следует быть строгими… нет, я не к тому, что он совсем неправ… не знаю, но в ней есть отдельный раздел, с наказаниями… она его знала наизусть… и я как-то стащила яблоко… не подумай, кормили меня очень даже хорошо, но яблок хотелось. И я стащила. А воровство — это плохо…

Ийлэ задумалась.

— Плохо, но иногда… иногда иначе не выжить… впрочем, тогда вопрос с выживанием вовсе не стоял… меня любили… а она связала руки за спиной. Палец к пальцу. Очень полезное наказание, оно и осанку исправляет, и вообще… папа увидел… никогда не думала, что он способен настолько разозлится… и эта гувернантка тоже уехала. Но ей я писать не хотела.

Нани, окончательно завладев мизинцем, сунула его в рот и увлеченно мусолила деснами.

— Так и получилось… получалось… наверное, это еще одна тайна… в этом доме, оказывается, великое множество всяких тайн, а я и не догадывалась. Я просто жила и теперь вот…

Нани палец выпустила и закряхтела.

— У тебя тоже будет тайна… я никогда не расскажу тебе правду о твоем отце, — Ийлэ наклонилась к самому уху. — Я придумаю историю… не знаю, скорее всего о великой любви… или еще о какой-нибудь глупости, в которую верить удобно. Главное, ты никогда не узнаешь, каким ублюдком он был.

Нани улыбнулась.

Она была счастлива, и Ийлэ позавидовала этой ее способности.

Так просто… так мало нужно…

…в дверь постучали, когда Ийлэ почти решилась выйти.

Обед она пропустила, и подзабытое уже чувство голода вернулось, а с ним — и новые страхи. Если Райдо уехал надолго… на два дня… на неделю… Ийлэ не сможет всю неделю из комнаты не выходить. Кроме того, есть еще Нани, которая тоже хочет есть, и плачет.

Громко.

Ийлэ пыталась успокоить.

Взяла на руки. И носила. И говорила, что нужно подождать еще немного, что выходить опасно, а Нани не желала слушать. Она рыдала, пока не устала, а устав, уснула, уткнувшись носом в ключицу, но и во сне она продолжала всхлипывать от обиды.

Ийлэ должна была выйти.

И она пыталась. Дважды или трижды, или больше, но стоило коснуться двери и… отступала. Раз за разом, убеждая, что есть еще время.

Немного.

А тут постучали.

— Ийлэ, ты там? Мне сказали, что ты там и не выходишь, — голос Ната разбудил Нани. Она закричала с новой силой, жалуясь на голод, на то, что пеленки давным-давно промокли, и простыня, в которую ее Ийлэ завернула… и наволочка… и даже свитер Райдо.

Нани хотела есть.

Ей было мало чистой силы.

— Что случилось? — щенок толкнул дверь. — Тебя кто-то обидел?

— Нет, — говорить вновь стало тяжело. — Я… я просто…

— Закрылась?

— Да.

— Не веришь им?

— Ты один?

— Да, — после небольшой паузы ответил Нат. — Теперь я один. Райдо вернется. Ему пришлось задержаться в городе… но он вернется, чтоб мне землю жрать, если я вру!

Нани замолчала.

— Я им сказал, чтобы ушли… и не бойся, я не позволю тебя обидеть. Ты же помнишь? Я обещал… и был свидетелем вашего с Райдо договора…

Надо выйти.

Дверь открыть.

Покормить ребенка… и самой не мешало бы поесть. Ийлэ понимает, но… ей страшно. Она верит Нату и… не верит.

Боится.

— Пожалуйста, открой…

— Я… не могу.

— Почему?

— Просто не могу…

— Ийлэ, послушай, — он сел у двери. — Я буду все время рядом… и никто к тебе не подойдет. Клянусь! Ты вообще никого не увидишь… и если не хочешь выходить, то ладно, не выходи. Это твое дело. Но просто открой дверь… я принесу молока. И тебе тоже поесть. Поставлю, а сам отойду. Так хорошо?

— Я… — Ийлэ вдруг поняла, что вот-вот сама расплачется, а ей плакать никак нельзя. Это глупо плакать! У нее и причин-то нет… — Я не могу! Не могу открыть эту дверь!

— Тише.

Правильно.

Тише надо. Не кричать. Крик пугает Нани, которая затихла и зажмурилась, и дышит мелко-мелко, а сердце ее вовсе колотится в сумасшедшем ритме.

— Ты… боишься?

— Да.

— Меня?

— Нет. Я… просто… я знаю, что должна открыть… и хочу открыть… но я не могу!

— Ийлэ… — Нат вздохнул, наверное, ему совершенно не хотелось тратить время на уговоры, и Ийлэ было стыдно за свой страх, за то, что этот щенок прекрасно понимает, что ей страшно. — Ты все можешь. Ты же сильная и… и я не знаю, что надо говорить в таких ситуациях… то есть, про силу знаю, но все это херня полная, потому что не помогает… когда я тонул в плывунце, то Райдо говорил, что я сильный и выберусь. И в госпитале тоже говорили, что сильный и выживу… а я когда слышал, то думал, что я ничего не сильный, а я только и думал, что ничего не сильный, что мне больно и сдохнуть бы… что если бы сдох, то больно не было бы… и злило жутко… но на злости и выехал. А ты не злишься и… плевать на эту дверь… вышибить я не вышибу, сил не хватит… я вообще не особо сильным уродился, но… а если в окно заберусь?

— Зачем?

— Дверь открыть. Раз у тебя не получается. Тут карниз широкий… окно ты открыть сумеешь?

— П-попробую.

Нет причин для слез, а они все текут и текут, и Ийлэ размазывает их, и еще сопли кажется, по лицу, представляя, до чего жалко она выглядит.

Заперлась.

Спряталась. И выбраться не способна.

Трусиха.

— Вот и замечательно. Ты пробуй, а я заберусь… только ты постарайся побыстрей, ладно, а то там холодина жуткая…

Он замолчал.

Ушел?

Зачем ушел? Пока Ийлэ разговаривала, ей было легче… она бы еще поговорила… и быть может, сумела бы дверь открыть.

Райдо точно нашел бы правильные слова.

Почему он уехал? Не предупредил даже! И это почти предательство, от которого горько… или от слез? Мама говорила, что слезы горькие, как морская вода, наверное, права была.

Ийлэ мазнула рукавом по пылающей щеке и решительно встала.

— Он нас выпустит. Подожди немного и… и он нас выпустит, — куда более уверенно произнесла она. Нани в корзине лежать не желала, она хныкала, ерзала, пытаясь перевернуться. — Всего минуту… я только окно открою… с окном я справлюсь… здесь просто задвижка жесткая, но я справлюсь…

Она говорила громко, пытаясь перекрыть плач Нани, которая уже ныла на одной ноте, протяжно, перемежая крик редкими всхлипами.

— Справлюсь…

И руки дрожали. А треклятая щеколда заела, как назло. Ийлэ дергала ее, дергала, и когда щеколда поддалась, то полоснула по пальцам.