Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Задыхаясь от радости, он поднял и спрятал кинжал. Взяв за руку девушку, он побежал к другой двери, за которой, как ему показалось, он увидел дневной свет. На этот раз чутье его не подвело, они вышли на улицу.

Нигде никого не было видно, но с запада неслись крики и вопли. Он повел ее к юго-западной стене и без труда нашел каменные ступени, поднимавшиеся на вал.

Сорвав в холле одного из домов большой гобелен, он обвязал его вокруг бедер девушки и мягко спустил ее на землю.

Затем, укрепив один конец между камней, он спустился вслед за ней. Теперь у него был один путь — прочь с острова по ступеням западных утесов. Доносившиеся из города звуки и крики привели Октавию в ужас. Она крепче прижалась к своему защитнику, который уже совершенно оправился после схватки со змеей. Они увидели фигуру на вершине утеса.

Джехангир Агха лишь бегством избежал гибели, когда железный гигант внезапно набросился на них у ворот и начал уничтожать их. Воины гибли страшной смертью, а их мечи и стрелы не причинили монстру никакого вреда. Когда Агха добрался до ступеней, он увидел, что гребцов и лодки нет. Напуганные дикими криками, они вернулись к тростниковым зарослям.

Джехангир обнаружил лодку Конана и готовился отплыть на ней, когда из леса вышли гетман и девушка. Агха решил попытаться убить казака, а не просто удрать на его лодке. Он помнил намерение, с которым пришел сюда. Он был немного удивлен, увидев девушку, которую он сам отдал Джелал Кхану, хотя и знал, что она сбежала. Прицелившись, Агха выпустил стрелу. Она воткнулась в дерево, и Конан засмеялся:

— Собака! Ты не можешь даже ударить меня. Я рожден не для того, чтобы умереть от гирканианской стали! Попытайся снова, туранская собака!

Джехангир не мог сделать этого снова — у него больше не было стрел. Он обнажил саблю, и противники сошлись в смертельной схватке. Сабли лихо мелькали в воздухе, противно лязгая, когда один из противников отбивал удар другого.

Октавия с замиранием сердца наблюдала за происходящим.

Внезапно Джехангир остановился, выронил саблю и схватился руками за живот. Пальцы его обагрились кровью, и через минуту он упал замертво. Конан стоял над бездыханным телом Агха.

В этот момент Октавия пронзительно закричала. За спиной Конана появился Кхосатрал Кхел. Казак обернулся и, мгновенно оценив обстановку, отскочил в сторону и вытащил кинжал Юнетши. Только он давал шанс на успех в бою с дагонским богом.

Кхосатрал набросился на казака, но Конан и не думал отступать. Он сделал встречный выпад и нанес несколько резких и коротких ударов по корпусу гиганта. Нож не раскололся. Темное тело Кхосатрала покрылось ранами, из которых полилась ручейками кровь.

Кхосатрал закричал ужасным голосом, эти скрежещущие металлические звуки были невыносимы. Он кружился, делал беспорядочные попытки нанести удары, от которых Конан уворачивался с ловкостью гимнаста. Кхосатрал стал отступать в лес, продираясь сквозь кусты. Конан преследовал его, нанося жалящие удары.

Добравшись до стен Дагона, Кхосатрал предпринял последнюю попытку расправиться с казаком. Он резко развернулся, Конан нырнул под руками чудовища и вонзил кинжал в его сердце.

Кхосатрал закружился и упал, в его груди торчал кинжал. Внезапно его лицо, тело и конечности стали деформироваться. В предсмертных муках Кхосатрал Кхел терял человеческое обличие и превращался в существо, которое тысячелетие назад выползло из Пучины.

Конан с отвращением отвернулся от останков противника и увидел, что башни и пики Дагона больше не проглядывали сквозь деревья. В его памяти вновь возникли бастионы, башни, огромные бронзовые ворота, роскошная утварь, темноволосая женщина и человек с бритым черепом. С исчезновением нечеловеческого разума, который дал им жизнь, они вернулись назад во мглу, а на месте города вновь простирались развалины. Только обломки разрушенных колонн стояли над искрошенными стенами, разворошенной мостовой и разбитым вдребезги куполом. Конан вновь видел руины Ксапура такими, какими он их помнил.

Гетман стоял в оцепенении, оценивая трагедию этого города и великой в прошлом империи, ныне погруженной во тьму. Он осмотрелся, как бы пробуждаясь ото сна, и, увидев останки на земле, отвернулся и направился прочь к девушке, которая ждала его у утесов.

Она сидела, страшно напуганная, под деревьями. Увидев его, радостно вскрикнула, а затем прошептала:

— Где ОН?

— Ушел в ад, откуда он выполз, — сказал бодро Конан. — Почему ты не спустилась и не уплыла в лодке?

— Я не была… — начала она.

Но смутившись, она нахмурилась.

— Я сейчас уйду, но гирканианцы могут снова поймать и поработить меня, и пираты будут…

— И казаки? — предположил он.

— А разве они лучше пиратов? — спросила она.

Конан был очарован ее стремлением быть снова неприступной после всего пережитого. Ее напускное высокомерие забавляло его.

— Ты, кажется, по-другому вела себя в лагере Гхори, — ответил он. — Ты была свободна и расточала улыбки.

Ее губы презрительно сжались.

— Ты думаешь, что я возбуждала твою любовь? Ты считаешь, что я не притворялась? Мой повелитель — его тело лежит здесь — заставлял меня делать это.

— О!

Конан, казалось, был немного озадачен, затем он засмеялся, это показалось ему забавным.

— Это не имеет значения. Сейчас ты моя. Ты принадлежишь мне. Поцелуй меня.

— Ты отваживаешься просить…

Она начала злиться…. и вдруг оказалась в объятиях гетмана. Октавия попыталась было возражать, но только смех был ответом на ее усилия.

Он подавил ее сопротивление и пил нектар с ее губ со всей своей безудержной силой, и ее руки невольно обвились вокруг его мускулистой шеи. Он засмеялся и, пристально глядя в ее глаза, сказал:

— Почему бы главарю свободных людей не предпочесть всю городскую скуку Турана ласкам светловолосой красавицы?

Она откинула назад голову, ощущая каждым нервом огонь его поцелуев, и не снимала свои руки с его шеи.

— Ты полагаешь себя в этом равным с Агха? — спросила она вызывающе.

Он засмеялся и прижал ее к себе еще сильнее.

— Ты оценишь это, — похвастался он. — Я зажгу весь Кваризм факелом, если он встанет на твоем пути в мой шатер.

Король Виндии умирал. Через жаркую душную ночь пролег его путь в чистилище.

Звонили колокола в храмах, отдаваясь эхом в золотом куполообразном зале, где Бунда Чанд боролся со смертью, возлежа на вельветовых подушках и сжимая потными пальцами четки. Молодой король Виндии умирал от раны, нанесенной дротиком. Его расширившиеся глаза всматривались в приближающуюся смерть. Над королем склонилась его сестра Деви Юсмина. Немного поодаль стоял Возам, дворянин, служивший при дворе.