Джефферсон Свайкеффер - Паутина будущего

Мэддок снова напомнил себе, что он здесь гость и что именно его манеры и одежда кажутся окружающим странными и незнакомыми. Он время от времени оглядывался и смотрел вверх, чтобы хоть как-то сориентироваться, но они так часто меняли направления, что все попытки Мэддока были тщетными.

Они остановились у цветочного прилавка, за которым стояла улыбающаяся молодая девушка, почти ребенок, светловолосая и со счастливыми глазами. Она сунула свои ножницы в карман передника и вышла из-за прилавка, предлагая им сделать покупку. Катя немедленно выбрала цветок гардении, который воткнула себе в волосы с правой стороны. Она довольно улыбалась и весело смеялась, пока Кристофер копался в своем бумажнике, перебирая банкноты и мелочь. Но Мэддок заметил, что при этом Катя успела еще раз что-то незаметно проделать с чопом Марианны. Ирландец не мог также не заметить, как очаровательная улыбка на лице цветочницы мгновенно сменилась каменно-ледяным выражением лица, когда та увидела деньги, которыми расплатился Кристофер. Сопровождаемые ее холодным взглядом, они пошли дальше. Мэддок недоумевал, почему оплата наличными вызывала такую враждебную реакцию.

Они запрыгнули в фуникулер. Когда они подкатили к верхушке одного из холмов, Катя вновь проделала свои традиционные манипуляции с чопом. Она держала розоватый прибор таким образом, чтобы сидящий рядом Кристофер заслонял его от остальных пассажиров. Мэддок, однако, все увидел и нахмурился от непонимания происходящего. Никто не требовал от них оплаты проезда, и, по правде говоря, Мэддок с облегчением вздохнул, так как ему уже порядком надоели неприязненные взгляды, бросаемые им вслед. Он обратил внимание также на то, что цветок Кати остался лежать на сиденье фуникулера.

Сценарий повторялся снова и снова. Кристофер расплачивался, покупая легкую закуску для себя и Кати и что-нибудь более существенное — персонально для Мэддока. Один раз Кристофер остановился перед витриной магазина, из которого доносились исключительно соблазнительные ароматные запахи. Ирландец был приятно удивлен тем, что люди здесь умеют получать столь приятный аромат, а не только зловония, которые испускал тот парень в госпитале. Кате, однако, эта задержка не понравилась, и она стала торопить мужчин. В другой раз Кристофер по-детски улыбнулся и показал Мэддоку крошечную музыкальную шкатулку. Она была отлакирована каким-то черным веществом, на котором были выгравированы тонкие золоченые узоры. Шкатулка внешне была похожа на утерянный чоп Кристофера, но, в отличие от чопа, могла наигрывать несколько приятных мелодий. Мэддок даже узнал пару таких мелодий, знакомых еще с детства.

Каждый раз, когда Кристофер торговался и расплачивался с продавцами, Катя быстро и незаметно доставала чоп, проделывала свои манипуляции и, довольная, снова прятала его. Кристофер платил. Продавец неизменно провожал их холодным взглядом, и они шли дальше.

Наконец после того, как все это повторилось раз десять-двенадцать, Мэддок преисполнился решимости узнать, в чем тут дело. Они зашли внутрь какого-то помещения, чтобы немного расслабиться странным для Мэддока, но приятным способом: они практически уселись на неровный, покрытый толстым ковром пол и слушали какие-то звуки, сопровождаемые миганием разноцветных огней. В помещении не было стульев в строгом смысле этого слова, но в полу были углубления, сменявшиеся какими-то бугорками, между которыми можно было достаточно удобно устроиться. Стены были шершавые и голые, украшенные только трубчатыми серебристого цвета светильниками. Мэддок старался догадаться, чем же здесь торгуют. Катя и Кристофер откинулись в своих так называемых креслах и лениво наблюдали за замысловатыми миганиями света. Мэддок посмотрел туда же и обалдел. Это выглядело как картина, нарисованная светом. Движущаяся картина? Он даже прищурился, стараясь понять, как это может быть.

Но как бы ни был увлечен движущимися изображениями Мэддок, он не упускал из виду ни одного движения Кати. И когда она снова вынула чоп и быстро нажала кнопки, Мэддок, слегка пошевельнувшись, дал понять, что наблюдает за ней, и вопросительно поднял брови.

Какой-то парень, весь в шрамах и очень сердитый, будто вобрал в себя гнев сотен людей, размахивая чопом, подошел к ним.

— Как насчет оплаты, птенчики? По два доллара с каждого.

Кристофер отдал ему две смятые серо-зеленые бумажки.

— Старые доллары. Два доллара за нас троих. Пойдет?

Лицо парня на какое-то мгновение просветлело.

— Вы что, отказники? Я так и думал. В таком случае два за троих — это прекрасно. Чего еще от вас ждать!

Он хотел сказать что-то еще, но неожиданно развернулся и ушел, оставив их в покое. Вскоре после этого Катя, а за ней Кристофер и Мэддок встали и вышли на улицу. Пройдя немного по относительно темному переулку, Мэддок остановился.

— Вы обещали, Катя. Вы обещали, что не будете отстранять меня от дела.

Катя обернулась и посмотрела ему прямо в глаза:

— Отстранять? Вы считаете, что мы вас отстраняем?

— Да.

Катя довольно долго обдумывала его слова.

— Отстраняем?

Она улыбнулась Мэддоку самой дружеской и искренней улыбкой, на какую только была способна, однако тот сделал вид, что не замечает ее.

— Мэддок, мы хотели, чтобы вы посмотрели город, — вмешался Кристофер. — Как он вам показался?

— Ваш город? — Мэддок обвал рукой вокруг себя. — Большой, веселый, высокомерный, но не очень добрый. Мне показалось, что он прячет свою истинную красоту и доброту где-то глубоко внутри, под видимой поверхностью, куда могут проникать только глубоко понимающие и чувствующие его люди. Впечатление, что он немного напуган, боится темноты и поэтому слишком громко веселится на свету.

— Я хотела, чтобы вы увидали, как здесь хорошо. Я хотела, чтобы вы увидели, как счастливы здесь люди. — Катя подняла подбородок не то с вызовом, не то защищаясь. — И они в самом деле счастливы. Я здесь посторонняя. И одна из целей моего пребывания в этой стране — это открыть секрет этого счастья и рассказать об этом моим соотечественникам.

Ее акцент усилился, но Мэддок, уже достаточно изучив Катю, догадывался о том, что Кристофер знал уже давно: она это делала намеренно — небольшое и невинное ухищрение для усиления эффекта от своих слов.

В качестве обмена любезностями Мэддок заговорил со своим излюбленным ирландским акцентом, причем гораздо более сильным, чем едва заметный акцент Кати.

— Конечно, конечно уверен, что вы всегда правы. — Он собирался произнести какую-нибудь грубоватую шутку, но, сделав над собой усилие, неожиданно остановился. «Я не имею права, — снова и снова повторял он сам себе. — Я не имею права высмеивать ее».