Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

А конь продолжал бежать на юг, и вскоре мы достигли предгорья. Здесь нам то и дело преграждали путь провалы с торчащими из них корневищами упавших туда деревьев, нагромождения каменных глыб, вызванные горными обвалами, и пепелища от буйствовавших пожаров. Мне пришлось спешиться, ибо преодолевая все эти завалы из камней и деревьев, конь легко мог сломать ногу. В одной из ложбин я подхватил пригоршню пепла и посыпал им голову, вспомнив поверье, будто пепел от сгоревшего леса оберегает от дурных сил.

Конь взмотнул головой. Мысленно коснувшись его разума, я понял, в чем дело: мы приближались к его родным местам. Бросив уздечку, я похлопал его напутственно по крупу и пожелал найти хозяина, а сам, скрываясь за корневищами деревьев, поспешил на гребень ближайшего склона.

Распластавшись на вершине откоса, я поглядел вниз. То, что я увидел, нельзя было назвать биваком. Посреди поляны стоял дом, окруженный частоколом, — но еще не со всех сторон. На земле лежали бревна, приготовленные для его достройки.

На краю поляны был устроен загон, в котором находилось десятка два лошадей. Перед ним стоял отпущенный мною бродячий конь, приветствуемый ржанием своих сородичей. Один из работников, занимавшихся сооружением частокола, сорвался с места и бросился к вернувшемуся коню-бродяжке, выкрикивая что-то на бегу.

На пороге тоже недостроенного дома возникло шафрановое пятно женского платья и еще несколько цветных пятен. Люди побросали плотницкие инструменты и поспешили к загону. Судя по их черным волосам, почти все они принадлежали древней расе, исключая тех, у кого волосы были посветлее, что говорило о примеси сулькарской крови. На всех были кожаные куртки, какие носят под кольчугой. Чем бы ни было это место, его обитатели, без сомнения, имели отношение к пограничной службе.

Поскольку я сам был защитником границы, я знал, что какой бы мирной ни казалась открывшаяся мне картина, где-то поблизости дежурит охрана, и если меня обнаружат, то мне не поздоровится.

На стене дома выделялся узор, подобный тому, который я разглядывал ночью при свете луны на луке седла. Я не придал этому особого значения. Из всего увиденного я заключил, что эти люди обосновались здесь надолго и не боятся угрозы со стороны Карстена. Вот только зачем эта возня с частоколом, если еще не достроен дом? Вероятно, они настолько привыкли к угрозе нападения, что не представляют себе жилья без защитной стены.

Я размышлял, как мне быть. Эти люди, по-видимому, решили навсегда поселиться здесь, в глуши, и они могли оказаться именно теми воинами, которые мне были нужны.

Собравшиеся вокруг коня глазели на него, будто он свалился с неба. Кто-то тут же ушел, чтобы вернуться к своим делам, а те, кто остался, придирчиво осмотрели седло, прежде, чем снять его с коня, и стали что-то обсуждать между собой. Вдруг они подняли головы и повернулись в сторону склона — в мою сторону. Я понял: они не верили, что конь вернулся сам.

Женщина в желтом платье скрылась в доме и вскоре появилась опять. Она несла в руках груду кольчуг, а следом за ней поспешала девочка, в руках у которой были шлемы.

Четверо из тех, кто занимался обработкой бревен, облачились в кольчуги, а пятый сунул пальцы в рот и громко свистнул. Ему ответили из пяти-шести мест, и еще свист раздался у меня за спиной… Я вжался в землю. «Может, меня уже обнаружили? — подумал я. — Тогда почему дозорный до сих пор позволил мне валяться на пригорке? Похоже, я не слишком умно себя веду. Лучше уж самому явиться к ним, чем ждать, пока схватят, как лазутчика».

Я встал, поднял руки вверх и начал спускаться по склону.

— Так и иди, — прозвучал голос у меня за спиной. — И не вздумай опустить руки.

— Я же сам их поднял, — ответил я, не оборачиваясь. — Я не враг, а друг…

— Может, оно и так, — ответил невидимый конвоир, — только друг не стал бы подкрадываться к своим друзьям ползком на брюхе, как наемник-головорез.

Наемник — головорез!.. Теперь у меня не было сомнений, что эти люди — беженцы из Карстена. Похоже, они были из тех фанатиков, кто поддались жажде мщения и превратились в дикарей.

Я старался не торопиться, спускаясь по откосу к дому. Между прочим, место для сооружения форта было выбрано со знанием дела — после достройки частокола его обитатели могли не страшиться неожиданных нападений.

Несколько человек ждали меня, стоя на том месте, где оставалось соорудить ворота. На воинах были кольчуги и шлемы, мечей они пока не обнажили.

У того, кто стоял в центре, на шлеме был герб, инкрустированный самоцветами. Похоже, этот человек был средних лет, но оставалось только гадать: возраст людей древней расы трудно определить по их виду, ибо от природы они долгожители, и прожитые годы почти не сказываются на их внешности.

Я остановился в нескольких шагах от него, и он мог хорошенько рассмотреть мое лицо, поскольку кольчужный шарф моего шлема был откинут. — Приветствую сей дом и желаю хозяину и обитателям благоденствия и успехов в добрых начинаниях, — произнес я общепринятое приветствие и приготовился услышать ответ, от которого зависело то, кем мне себя отныне считать, — гостем или пленником.

Он продолжал стоять молча, глядя на меня оценивающим взглядом, напомнившим мне Эфутура, Хранителя Зеленой Долины. Белесый шрам от меча тянулся по его скуле, кольчуга была заштопана на плече кольцами иного размера.

Пауза затягивалась. Я услышал легкое покашливание за спиной и понял, что мой сопровождающий с нетерпением ждет от своего повелителя сигнала наброситься на меня.

— Кому открыл врата дом Дальмотов? — вопросил, наконец, суровый воин.

Я лихорадочно соображал, что ответить. Открыто назвать фамилию Трегартов было нельзя, ибо здесь могло быть известно, что я объявлен вне закона. Назваться вымышленным именем тоже было опасно, поскольку в форте мог находиться на службе глашатай, который тотчас бы обнаружил обман. Оставалось только прибегнуть к расплывчатой велеречивости. — Дом Дальмотов — да пребудет над ним благодать солнца, ветров и обильной жатвы — открыл врата тому, кто подчинился велению долга, — исхитрился я, не погрешив при этом против правды. В добрые старые времена такие слова освобождали человека от всяких расспросов, поскольку считалось, что лишние вопросы могут навлечь на него беду.

— Двери дома открыты тому, кто поклянется не вредить ни Дальмоту, ни обитателям дома, ни их ниве, ни их хозяйству, ни их лошадям… — Вершитель моей судьбы медленно выговаривал каждое слово, будто с трудом извлекал их из памяти.

У меня душа стала на места Такую клятву я мог произнести со спокойной совестью и без оговорок. Мой повелитель извлек меч из ножен и наставил его острием на меня, давая этим понять, что в случае нарушения клятвы моя смерть неминуема. Я опустился на одно колено и коснулся губами холодной стали.