Александра Первухина - Заговор судьбы. Трилогия

Эорор выразительно замолчал, всем своим видом давая понять, что ждет немедленного ответа на свой вопрос. И с интересом наблюдал за тем, как по мере осознания людьми смысла его заявления вытягиваются от удивления и отвращения лица многих из присутствующих в зале человеческих созданий, как бледнеет и покрывается потом первосвященник, до последнего не веривший в подобный исход дела. Диин всегда был в хорошем настроении, когда сталкивался с чем-то новым в психологии людей. А сейчас он имел удовольствие во всех подробностях ощущать эмоции человека, настолько уверенного в своей безнаказанности, что даже высокородные дворяне в этом смысле не могли с ним тягаться, и вдруг совершенно неожиданно обнаружившего, что его уверенность оказалась ложной. Оставалось не совсем понятным, почему у первосвященника вообще возникло подобное заблуждение, в конце концов, информация об альтернативных судах и неподкупности и беспристрастности диинов была общедоступной, а ничего особенного, способного заставить кого-то из его племени отступить от требования Императрицы выносить только справедливые решения, в этом существе, на взгляд Жнерена, не было. Эорор прищурился, ожидая, пока человек соберется с силами для того, чтобы ответить на его вопрос и, естественно, тут же выдать себя с головой. Вот наконец первосвященник справился с собой и, все еще на что-то надеясь, с показной уверенностью произнес:

– Все сказанное этими женщинами гнусная ложь, я никогда не нарушал обетов, данных Саану…

– Вы не верите в то, что говорите. - Жнерен бесстрастно прервал ответчика и, не обращая внимания на его попытки продолжить речь, холодно продолжил: - Вы признаетесь виновным по всем пунктам обвинения и приговариваетесь к пожизненному заключению согласно пункту восемь статьи двести сорок семь Уголовного уложения Империи тысячи солнц. - За годы в судейском кресле Эорор успел выучить законодательство Империи наизусть, благо оно не отличалось большим объемом и вполне поддавалось запоминанию, и теперь не сомневался в том, что абсолютно точно назвал статью и пункт закона. - Дорол, составьте соответствующий приговор и вызовите охрану.

Диин откинулся на спинку кресла и обвел притихший зал усталым взглядом, он чувствовал, что требовалось сказать что-то еще, чтобы устранить возможные негативные последствия вынесенного решения. Все инстинкты прирожденного дипломата и многолетний опыт ученого кричали о том, что желательно направить гнев людей на истинного виновника происшедшего, чтобы не подвергать опасности женщин, сумевших, несмотря на угрозу общественного порицания и необходимость еще раз пережить свое унижение на глазах у множества людей, не отступиться от своего и добиться справедливости. К тому же не мешало бы и авторитет альтернативного суда спасти от возможных нападок со стороны людей, не заинтересованных в подобном исходе дела и способных внушить преступнику такую уверенность в собственной безнаказанности. Он выпрямился в кресле и мягко, слегка печально проговорил:

– Я не совсем понимаю причину вашего удивления от того, что этот человек был признан виновным. - Диин выразительно покосился на охранников, которые, явившись по вызову в зал судебного заседания, не торопились приступать к своим обязанностям, несколько нервно косясь на застывшего, словно памятник самому себе, священника. - Некоторые человеческие понятия до сих пор остаются для меня тайной, но в вопросе виновности или же невиновности обвиненного в преступлении разумного существа я никогда не ошибусь. Но если кто-то из вас знает причину, по которой осужденный должен быть освобожден от наказания, я требую, чтобы мне об этом сообщили.

– Он первосвященник Саана! - Выкрик из глубины зала был вполне ожидаем и не застал его врасплох. Люди иногда были поразительно предсказуемы.

Жнерен задумчиво обернулся к сжавшемуся за своим столом помощнику и требовательно произнес:

– Дорол, проверьте, кто из подданных Империи не может быть подвергнут наказанию за преступления, относящиеся к категории особо тяжких. Священнослужители не подчиняются законам этого государства?

Человек нервно сглотнул, испуганно поежился, но все-таки вынужден был четко ответить на вопрос своего начальника:

– Все подданные без исключения подлежат наказанию за совершение преступления, разнится только тяжесть ожидающей их кары.

Диин кивком поблагодарил его за информацию, которую и сам прекрасно знал, но обстоятельства требовали, чтобы люди услышали один из основных принципов законодательства Империи из уст себе подобного, и снова обратился к залу, предельно внимательно следя за реакцией людей на происходящее:

– В мои обязанности входит устанавливать истину. При принятии решений я руководствуюсь только законом, дарованным Императрицей своим подданным, и никогда не выношу приговора, если не уверен в виновности человека. Для меня остается загадкой, почему вы считаете, что занимаемая должность может служить доказательством того, что преступник не совершал деяния, в котором его обвиняют, или не должен нести за него наказание. Поскольку на этот пост меня назначила Императрица, я сегодня же обращусь к ней с этим вопросом и потребую предоставить в мое распоряжение закон, устанавливающий ограниченную ответственность для священнослужителей, а пока приговор остается в силе. - И уже совсем другим тоном добавил: - Стража, уведите его немедленно.

На этот раз люди подчинились беспрекословно, и Эорор с удовольствием ощутил, что эмоции находящихся в зале начали меняться, теперь среди них преобладало презрение и отвращение к человеку, до недавнего времени занимавшему пост первосвященника. В справедливости приговора уже почти не сомневались. Диин мрачно усмехнулся про себя: иногда людьми было на удивление просто манипулировать.

Цаакеш равнодушно смотрел перед собой, сидя у открытого окна. Он не обращал внимания на ветер, шевеливший его волосы и норовивший забраться под тонкую рубашку, на странного диина, так не похожего на всех остальных мужчин его племени, который за время перелета превратился в его тень, и на приглушенный шум, доносившийся из коридора, ему было все равно. Последнее время царевич жил как в тумане, иногда на несколько мгновений приходя в себя, а потом снова погружаясь в мутное марево, в котором не было ничего, кроме холода, равнодушия и сильной боли, возникающей время от времени, но почти сразу растворяющейся в окружающем его облаке. Временами ему казалось, что он умирает, а иногда Цаакеш был уверен, что уже мертв и все происходящее с ним - кара Саана за какие-то грехи, которые он сам просто не помнит. Но подобные приступы уверенности становились все реже и реже, за ними всегда появлялась боль, и царевич старался не допускать эти мысли в свое сознание, предпочитая думать о чем-нибудь другом. А лучше не думать вообще…