Наталья Игнатова - Ничего неизменного

Вампир, которого недавно звали Августом Хольгером все еще не нашел себе нового имени. Он и не искал — понимал, что узнает себя-нового на открытии галереи Старк, и поэтому не спешил. Все случится само. А пока в документах, которыми он пользовался, были указаны бессмысленные сочетания букв, произнесение которых рождало бессмысленное сочетание звуков. Барт Ти, Кристоф Эркуан, Эрл Моландис. Не имена — просто слова, за которыми не было ничего, похожего на личность.

Имени не было, и он, безымянный, обозначал себя — для себя — как Мастера. Этого никто не смог бы отнять, ни один вампир, даже самый старый и безумный. Никому не под силу отнять у Мастера искусство.

Но Мастера можно убить. Это трудная задача, для кого-то вообще невыполнимая, однако те трое чудовищ из Алаатира, они могли — с легкостью — и даже не поняли бы, что сделали. Что говорить, если им удалось уничтожить Августа Хольгера уже тем, что они его просто не заметили.

Все к лучшему, как оказалось. Все к лучшему. Три бешеных монстра разрушили его прежний мир, и он смог увидеть свет нового. Мастер больше не боялся их — убедился, что им нет до него дела — но по-прежнему существовал, окруженный «Туманом». Не для того, чтобы защитить себя, а потому, что не знал, как должен выглядеть. Каким должен быть. Если у тебя нет личности, нет имени, то откуда взяться внешности? Пока ты сам себя не видишь — тебя не должен видеть никто.

На официальное открытие галереи Старк он прибыл сразу после заката. Едва восстав от дневного сна-смерти. Даже не стал есть, уверенный, что найдет кого-нибудь среди гостей. Кого-нибудь привлекательного… полнокровного… полного жизни.

Столько гостей, высоких гостей, включая мэра и самых известных меценатов! Они съехались со всех концов страны. Художников, конечно, тоже хватало, и критиков, но этим лишь бы показаться на людях, да угоститься бесплатными деликатесами на фуршете. Меценаты и высокопоставленные чиновники — другое дело. То, что они приняли приглашение, превратило открытие галереи в событие. Старк — не одна из многих, она — единственная. И картины, которые она выбрала — такие же. Неповторимые.

Было много подражателей, кое-кто из них сумел вырасти, научиться чему-то, стать художником и творить свое — настолько же необычное. Но повторить — написать так, чтобы работу подражателя нельзя было отличить работы ван Лудо — не удалось никому. И никогда не удастся.

Мастер когда-то гордился этим. Но сейчас, стоя в сумерках перед светящимся огнями зданием из стекла и стали, глядя на людей, заполнивших пологое крыльцо, входящих в двери под вспышками фотоаппаратов, он думал не о гении ван Лудо, а об учениках, о которых так никогда и не узнал. Вот чем действительно стоило гордиться — тем, что из века в век он вдохновлял других творить. Пусть, сначала они пытались лишь подражать. Не важно. Если бы даже только один из них нашел свою дорогу, этого оказалось бы достаточно. Но их было больше. Гораздо больше. А теперь, когда Старк вновь открыла картины ван Лудо, появятся новые ученики. Новые вдохновленные, вдохновенные художники.

Может быть, новое имя станет именем не просто Мастера, но Учителя? Каким же оно должно быть?

Он дождался, пока самые важные гости войдут в залитый светом вестибюль, и журналисты уберутся туда же. Внутри, в здании, снимать нельзя, значит, можно не бояться случайно попасть в кадр, а потом — на глаза какому-нибудь слишком внимательному фотографу. Вопросы: «что это за человек? Я точно помню, что когда снимал, в том месте никого не было…» — задают чаще, чем кажется юным вампирам, самоуверенно полагающимся на «Туман».

Мастер смешался с толпой и вошел в галерею.

— Я понимаю, что если он от меня сдернул, как на реактивной тяге, то от тебя вообще телепортируется. Но может, лучше я пойду? У меня дайны, — Заноза с пятнадцатиметровой высоты сверлил взглядом пустое крыльцо и вестибюль галереи за прозрачными дверями.

— Ты лучше управляешься с собакой.

Мухтар, изучавший ствол карликовой яблони, услышал слово «собака» и завилял хвостом. Мол, да-да, я здесь, я собака.

— Да с ним не сложно, — сказал Заноза. — И это ты с ним на вампиров охотился, а я ни разу.

— Ты быстрее бегаешь. Лучше стреляешь. И, если что , пока я там буду, картины не пострадают.

Сверлящий взгляд тут же вперился в него. Но Хасан и не такое видывал.

— Так вот в чем дело, — протянул Заноза, — вот оно что. Недоверие. Внутри спаянной боевой группы. Необоснованные подозрения, дискриминация…

— Необоснованные?

— Ущемление чувства собственного достоинства…

— Необоснованные подозрения?

— Убийство веры в себя. Для меня это хуже, чем просто убийство. И ты, — в Хасана обвинительно ткнул унизанный кольцами палец, — вот ты, знаешь об этом лучше, чем кто бы то ни было.

— К вопросу о необоснованных подозрениях. Как быть с Опера Гарнье?

— Ты тоже стрелял!

— Выбора не осталось. Их было трое, а у тебя всего две руки. А библиотека тийрмастера в Бризонтире?

— Случайность! Там точно никто не стрелял. Оно само загорелось!

— И сгорело дотла. А восемь гранат в национальной галерее старинного искусства? Ладно, современного, это бы я еще понял. До взрыва и после взрыва — никакой разницы. Но старинного! Мальчик мой, в чем провинилась классика?

— Зато Бризонтир теперь Дюмантир, — буркнул Заноза, отворачиваясь, — всяко, красивее.

— Так ты тийрмастеров по благозвучности имен выбираешь? Кто был в Юнгбладтире до Юнгблада?

— Майкл Чейм.

— Так и есть. По благозвучности.

— Три тийрмастера, — как-то удивленно произнес Заноза, и снова воззрился на Хасана, но уже даже не пытаясь притворяться обиженным. — На нашей совести три тийрмастера и три смены власти. Почему я никогда об этом не думал?

— Ты бы лучше удивлялся, почему на Алаатир до сих пор не сбросили бомбу. Кого-то стоило бы похоронить, даже ценой уничтожения тийра. Но в этом городе ты вроде бы ничем не отметился?

— В Музее современного искусства в двадцать девятом. Гонялся за вервольфом. Не спрашивай…

— Незнание — благо, — Хасан покачал головой. — Оставайся тут с Мухтаром и постарайся ничего не сломать, не взорвать и не сжечь.

— Тут только кусты. Кусты, урны и скамейки. Хасан, ты издеваешься?

— Я в тебя верю.

Здешний воздушный парк ни в какое сравнение не шел с теми, что зеленым кружевом накрыли Алаатир. Там был волшебный лес, переплетение виадуков, в великом разнообразии засаженных деревьями, лианами, кустарником и цветами. Здесь — всего лишь газоны и кусты, разбитые на брошенных путях надземной железной дороги. Но этот парк был первым. В Алаатире лишь подхватили идею.

Парк тянулся почти через весь город на высоте второго-третьего этажей. Идеальное место для наблюдения за близлежащими улицами и зданиями, но самое неподходящее для засады. Если, конечно, ты не вампир с восьмисотлетней кровью. И не пес-призрак, пожиратель девственниц.