Анна Одувалова - В когтях тигра

На работе все было так, как он и предполагал, — не лучшим образом. Косые взгляды в спину, девчачьи смешки и парочка решительно настроенных поклонниц, декольте которых сегодня оказались особенно откровенными. Девицы наивно считали — оголенная до неприличия грудь имеет хоть какое-то значение. Они не понимали, что, если над ней вместо головы с мозгами лишь кукольное накрашенное лицо и пустой взгляд, все усилия тщетны.

Ком Хен искренне не любил кукол — они казались ему лживыми и глупыми, пошлыми и неискренними. Не такими, как… в голове привычное имя Наташа сменилось на новое, почти незнакомое и гладкое, словно отполированные морем камушки, — Лика. Он никогда не воспринимал их в качестве объектов для вожделения, и не только потому, что это неприемлемо с точки зрения морально-нравственных норм, но и потому, что в силу возраста все они выглядели слишком наивно и легкомысленно — эти качества никогда его не прельщали. Тем непонятнее и неприятнее был собственный интерес к Лике, с которым Ком Хен настойчиво боролся, как с надоедливой простудой, полагая его случайным, недолговечным и мешающим нормальному, почти деловому сотрудничеству, зародившемуся по стечению обстоятельств.

«Я только избавлю ее от неприятностей, в которые она угодила отчасти по моей вине», — раз за разом повторял себе Ком Хен и сам начинал верить в сказанное.

Он давно привык, что томные взгляды студенток, вздохи и расстегнутые верхние пуговички на блузках не вызывают ничего, кроме раздражения. Может быть, дело в том, что Лика и не пыталась его подобным образом провоцировать? Наоборот, со всей своей юной непосредственностью намекала на разницу в возрасте и социальном положении, будто он сам этого не замечал.

Утро выдалось суматошным, но зато к середине дня Ком Хен точно знал, кто именно угрожал Лике. Он узнал бы и раньше, если бы не участвовал в неприятном разговоре с деканом, заподозрившим его в неподобающих отношениях со студенткой. Узколобость и ограниченность некоторых людей сильно раздражала. Федор Алексеевич, сам полноватый и немолодой, любил, особенно лет пятнадцать назад, завлечь какую-нибудь старшекурсницу в свои сети. Слухи о его подвигах до сих пор ходили по университету. Да и сейчас он бы с удовольствием продолжил развлекаться, но ему не позволяли возраст и сомнительная внешность. Поэтому он подозревал в других такие же грешки. Завидовал молодости, благополучию и, конечно, деньгам, не предполагая, каким путем они достались. А впрочем, если бы предполагал, вряд ли бы изменил мнение.

На Ком Хена он смотрел со смесью раздражения и непонимания. Как так?! За молодым здоровым мужиком бегают толпы студенток, готовых душу продать за один лишь взгляд, а он нос воротит, словно юная дева!

Сейчас же впервые за годы работы нашелся замечательный повод устроить разнос преподавателю и объявить о его недостойном поведении в стенах вуза.

Декан наслаждался тем, как в глазах университетской общественности с Ли-сонсеннима слетает шелуха благородства, и с удовольствием подливал масла в огонь, заставляя собеседника оправдываться.

— Федор Алексеевич, разве я хоть раз давал повод подозревать меня в подобном недостойном поведении? — очень искренне возмутился Ком Хен, поглядывая на часы.

Сальная лысина декана поблескивала. Короткие толстопалые ручки сложены на животе, и не нужно было обладать сверхъестественными способностями, чтобы почувствовать исходящее от него мелочное удовольствие.

— Нет, конечно… — Федор Алексеевич, казалось, несколько смутился под холодным, пронизывающим взглядом Ли-сонсеннима. — Но вчера Анжелика была явно не в себе, и девочки из ее группы…

— Да, у госпожи Романовой проблемы, не имеющие никакого отношения ко мне, и да, ее травят сокурсницы, которым, как и вам, взбрело в голову невесть что. Но они почти дети, и им простительно… — Фразу Ком Хен не закончил, но по выразительно задрожавшему подбородку декана понял, что в этом и нет необходимости. Общий смысл Федор Алексеевич уловил. — А сейчас простите меня, но лекция начинается через три минуты. Мне стоит поспешить!

— И все же, господин Ли, — ввернул декан напоследок, — следите за своим поведением, чтобы подобные слухи не возникали, пусть даже на пустом месте. Они не идут на пользу вашей репутации.

— Непременно.

Этот разговор вывел из себя и из-за глупых, практически не обоснованных подозрений, и из-за того, что Ком Хен понимал — находясь вчера вечером в клубе с Ликой, он был слишком близок к тому, чтобы забыть о своих же собственных принципах. Можно, конечно, свалить все на магию фейри, но он слишком хорошо был знаком с ее действием. Она не рождала несвойственные желания. Лика просила веселье, и весь вечер ее не покидало хорошее настроение, а он просто на несколько часов стал раскованнее, чем обычно. В результате при одном лишь воспоминании о вчерашнем танце хочется под холодный душ.

Чтобы найти тех, кто угрожал Лике, и не привлечь к себе ненужного внимания, потребовалось прибегнуть к таланту, который Ком Хен не использовал давно. Сбросив привычную маску самоконтроля, он дал волю охотничьим инстинктам комсина и быстро обнаружил тех, чью душу пропитало древнее черное колдовство тигров-оборотней. От них за версту воняло смертью и удушливым запашком разложения. Они с рождения не были людьми, имея лишь оболочку и крохи изворотливого хитрого разума тигра-убийцы.

Чтобы стать чангуи, человек должен был погибнуть от лап тигра-убийцы — свирепого, жестокого и уже попробовавшего мяса разумного существа. Если душа убитого после смерти не могла найти покоя, она начинала скитаться по миру, периодически вселяясь в тело зверя-людоеда. Дух, обозленный на весь свет, пытался управлять животным, нашептывая и заставляя убивать снова и снова, подчиняя себе зверя и постепенно сливаясь с ним в одно целое. Иногда дух намеренно приводил тигра к погибели, провоцируя людей на убийство, загоняя в ямы-ловушки или заставляя прыгать с обрывов, а иногда сам начинал наслаждаться кровью и смертью. Если животному под контролем духа удавалось прожить тысячу лет, сея на земле смерть и хаос, тигр обретал возможность обращаться в человека и становился чангуи.

Дети и внуки тигра-оборотня сами оборотнями не были, но верно служили своему прародителю, а лучшие удостаивались чести погибнуть от укуса специально выращенного тигра-убийцы для того, чтобы впоследствии разделить с ним тело и, возможно, через тысячу лет стать основателями нового клана или убить своего предшественника и захватить власть. Но такая участь ждала немногих, основная же задача детей и внуков тигра-оборотня — это служение своему господину. Как Ком Хен и предполагал, сюда прислали младших, тех, кто мог год за годом сливаться с серой людской массой и ждать того момента, когда где-то объявятся пинё. Студенты по обмену — лучшее прикрытие. Он готов был поклясться, что такие студенты есть во многих вузах страны и за ее пределами. Тигр действительно беспокоился о пинё, раз повсюду имел своих людей. Здесь ошивались совсем еще котята, не имеющие ни силы, ни власти, ни мало-мальской ценности. Только в одном из них имелась магия прародителя, остальные были просто посвященными людьми-прислужниками. Ком Хен предугадывал ход их мыслей. Они не нервничали и были полностью спокойны. Не беспокоились, что жертва не принесет пинё. Считали, что девушка полностью в их власти. И даже присутствие комсина поблизости их не пугало, а это означало одно — они слишком молоды и наивны, чтобы оценить ситуацию.