Анна Одувалова - В когтях тигра

— Неужели я похож на любовницу олигарха? — Ком Хен усмехнулся, с удовольствием поддерживая разговор. — Красная машина — пошло.

— Ну вот. Из-за того, что вы боитесь походить на любовницу олигарха, нам придется всю ночь мерзнуть здесь. А в ином случае попытались бы уехать.

— Все равно бы не вышло, — грустно заметил он и поставил чашку на стол. — Пойдемте, Лика Романова, вы покажете мне, где здесь могут быть интересующие нас книги. Займемся полезным делом. У нас с вами впереди вся ночь, и, чувствую, она будет долгой.

После чая руки отогрелись, а страх ушел. Скребущиеся за стенами вонгви уже пугали не так сильно, и ко мне постепенно начало возвращаться хорошее настроение. Возможно, его навевала уютная атмосфера старого дома. Именно тут я по-настоящему отдыхала и чувствовала себя в безопасности. Наверное, причиной тому служили воспоминания из детства.

На самом деле вся дедова библиотека умещалась на полке одного солидного стеллажа, который находился на втором полумансардном этаже дома и занимал всю внутреннюю часть лобаша. [9] Лобаш — треугольник из досок, закрывающий пространство под кровлей с двумя скатами со стороны переднего или заднего стропила.

Стеллаж существовал столько, сколько я себя помню, и воспринимался неотъемлемой частью стены — чем-то вроде еще одних обоев. Весь второй этаж был крохотным. На одной стене дверь и книги от пола до потолка, на другой большое окно. Еще двух стен, по сути, не было, их «съедала» крыша дома, делая небольшую уютную спальню практически треугольной. В центре стояла массивная дубовая кровать, мимо которой пройти можно было только бочком, старинный комод и стул.

— Если что-то и есть, то оно находится где-то тут.

Я указала рукой на стеллаж.

— Не так много, — заметил Ком Хен, которому здесь было явно маловато места. — Думал, библиотека больше. Раз этак… в несколько.

— Возможно, это не все… — нерешительно отозвалась я, отчего-то чувствуя себя виноватой за обманутые надежды. Я сама думала, книг больше. — Но честно сказать, где остальное, не знаю… Наверное, не сохранилось.

Я взяла с верхней полки охапку пухлых томиков и, скинув ботинки, уселась по-турецки в центре кровати. Мне здесь было привычно, уютно, в общем, хорошо, несмотря на холод. Куртку снимать все еще не хотелось, а ноги, чтобы не мерзли, я укутала теплым пледом.

На поверку книги оказались, безусловно, интересными, но бесполезными. Ком Хен сложил стопочкой на кровати то, что ему показалось достойным пристального внимания, и выпросил у меня разрешения забрать к себе домой, чтобы изучить подробнее и использовать в работе. Но того, что мы искали, не обнаружилось. Книги по истории, в том числе Кореи, культуре разных стран и народов, мифологии. Некоторые редкие дореволюционные издания. Художественная литература. Дневники.

— Здесь ничего нет, — печально вздохнула я и отложила в сторону толстую тетрадь, исписанную неровным убористым почерком.

В тетради был дневник, но он не содержал никаких интересующих нас сведений и начинался с 1911 года. В это время дед уже десятилетие прожил в России.

— Нет, — согласился Ком Хен. Он не выглядел удивленным или расстроенным. Он задумчиво изучал стеллаж, проводил пальцем по досочками, что-то выстукивал. — Такие вещи, подозреваю, не хранят в общем доступе, — пояснил он свои действия после того, как поймал мой удивленный взгляд.

— Думаете, где-то в доме есть тайник?

— Вероятность высока. Но вот сумеем ли мы его отыскать? Это уже совсем иной вопрос. И что в нем окажется — неизвестно.

— Если есть тайник, то там обязательно лежит первый дневник прадеда, — уверенно заявила я.

— Почему вы так решили?

— Эта тетрадь — краткая хроника жизни прадеда с 1911 по 1934 год. — Я помахала пожелтевшими листами у него перед носом. — У бабушки, точно помню, хранилась похожая, оставшаяся после смерти прадеда, — последние годы. Значит, дневник — это не старческая блажь. Он вел его всю жизнь. И тут повествование… — я открыла потрепанную корку, — начинается словно с середины: «19 ноября — сегодняшний день был обычен, как и унылая череда дней перед ним, — зачитала я. — Так и не смог полюбить снег, а он сегодня выпал и теперь будет саваном укрывать землю до весны. Не думал, что тоска по родине будет настолько сильной и даже спустя десять лет станет отравлять мое существование…» Согласитесь, снег — это не повод начать вести дневник. Думаю, есть еще и первая часть. Там, наверное, рассказ о том, почему он сбежал из Кореи и как к нему попали пинё.

Ком Хен отошел от стеллажа, присел на кровать и забрал у меня старинный дневник. Я невольно отдернула руку, когда пальцы мужчины немного задели мои. Словно искорка тока проскочила. Такая реакция на невинное касание испугала и огорчила. Я ведь прекрасно знала, что нельзя себя чувствовать подобным образом рядом с преподавателем. Это неправильно и безнадежно. Не хватает еще в него влюбиться!

Взгляд черных глаз обжег, и перехватило дыхание, поэтому я, смутившись, опустила ресницы и уткнулась носом в давно уже рассмотренную книгу по искусству. Тоскливый осенний вечер, старый дом, отсутствие людей и возможности отсюда выбраться — все это попахивало дешевым любовным романом. Обычно героев в такой ситуации ожидала бурная ночь и утро, полное разочарований. Впрочем, мысли завели меня слишком далеко, и так щеки уже пылают.

— Возможно, вы правы, — негромко ответил Ком Хен. Он снова даже не заметил ту бурю чувств, которую у меня вызвало одно-единственное его прикосновение. — Но подозреваю, ваш предок научился писать уже здесь. Сами говорите, его в Россию привезли мальчишкой. Совершенно не обязательно, что он записал обо всем случившемся с ним на родине. Хуже всего будет, если он вообще этого не запомнил или его детские воспоминания исказились. А такое весьма вероятно.

— Вы — пессимист, — заключила я. — Пока не найдем, не узнаем.

— Эти стеллажи старые? — уточнил Ком Хен, не сочтя нужным ответить на мое замечание.

— Как и сам дом. Здесь вообще ничего нового нет.

— Как вы думаете, их поставил прадед?

— Если рассчитываете найти тайник здесь, то это вряд ли, — покачала головой я. — Второй этаж достроили позже, когда бабушка уже была взрослой. Тогда же, насколько я знаю, и сделали стеллажи. Сюда прадед вряд ли поднимался — он был уже очень стар. Бабушка рассказывала, что все время он проводил в кресле-качалке у камина.

— А камин все тот же?

— Да, раньше в доме была еще печь, но ее позже сломали. А камин оставили как деталь интерьера.

— Что же… — Ком Хен заметно повеселел. — Значит, с камина и начнем.

Похоже, идея поиска сокровищ захватила Ком Хена. Он заметно ожил и повеселел. На первом этаже было довольно тепло. Я даже расстегнула куртку. Поленья в камине весело потрескивали, но заметно убыли, и я подкинула еще парочку, меланхолично заметив: