Надежда Первухина - Все ведьмы делают это!

— Да перестаньте же выть, Ия Карловна! — не выдержав, рявкнул он. — Обеспечьте-ка лучше полную дезинфекцию служебных помещений, а также камер. И это… яду крысиного насыпьте, я выдам, у меня есть, специальный…

Врачиха кивала, соглашаясь. Полковник Кирпичный вздохнул:

— Жалко, конечно, парней, но что поделать, видать, судьба. Родственникам сообщим немедленно, на похороны денег выдадим… Ну, прекратите реветь! Все-таки это еще не конец света…

— В се-таки это еще не конец света, — авторитетно заявил элегантно одетый и выбритый мужчина другому мужчине, одетому по-домашнему и глубоко небритому, наливая себе вермута «Феллини» в бокальчик с алмазной гранью.

— Ну, это как сказать! — вскинулся было небритый, но сник и налил себе простого армянского коньяку. В красную кружку «Нескафе»…

— За удачу! — они чокнулись и выпили.

Небритый и по-домашнему (несвежий велюровый халат плюс тапочки-шлепанцы на босу ногу) облаченный мужчина был, разумеется, лидер отечественной фантастики Авдей Белинский. Мужчина же выбритый, благоухающий дорогим парижским лосьоном, носящий элегантнейшую бизнес-тройку от Пако Рабанна, блистающий платиновыми, с изумрудной крошкой запонками в манжетах ослепительно-белой рубашки, был не кто иной, как Калистрат Иосифович Бальзамов. Он же Баронет, маг на службе у закона, преданный солдат (точнее, генерал) европейского Трибунала Семи Великих Матерей Ведьм и тесть Авдея.

Что свело этих, на первый взгляд, весьма разных джентльменов в уютной гостиной московской квартиры Авдея, было ясно. Только писателю-фантасту никак не было ясно, каким образом узнали родственники об исчезновении Вики и примчались оказывать моральную поддержку. Авдея это немного уязвляло. Он надеялся справиться с проблемой без помощи тестя и тем более тещи…

— Я же не звонил вам, не давал телеграмму, — пробормотал Авдей.

— Абижаэшь, дарагой! — Баронет изобразил акцент и принялся аккуратно очищать экзотический лайм серебряным десертным ножичком. — Зачэм звонить, зачэм тэлэграмма? Мы же родственники, вах! Один сэмья! — тут акцент у Баронета испарился, и он заговорил серьезно: — Авдей, ты же знал, что Вика — моя ученица. Еще в ту пору, когда она лифчики училась правильно застегивать, я уже наладил с ней ментальную связь. Ты уж извини, но то, что с ней случилось нечто из ряда вон выходящее, я почувствовал сразу. И сказал Танюшке: собирайся, у наших молодых сложности. Мы, между прочим, к тому моменту в Осаке были. Ну какие туда телеграммы?

Авдей кивнул, расстроенным взором окинул гостиную. В изящной этой комнатке тоже во всех мелочах царствовала Вика с ее романтическими вкусами, неожиданно возникшими после замужества. Вдоль стен тянулись стеллажи из темного дерева, занятые, помимо телевизора и музыкального центра, великолепными и очень дорогими моделями каравелл Колумба, фрегатов Петра Первого и Крузенштерна, британских чайных клиперов, китайских джонок, голландских галиотов… Почему на третьем году совместной жизни в супруге проснулась такая страсть к парусникам, Авдей все не удосуживался у нее спросить. А вот теперь ему казалось, что все эти оперенные парусами расписные куски дерева чем-то напоминают драконов, готовых к взлету… Глупости, конечно. Может, тогда и большой напольный глобус на подставке Вика приобрела для того, чтобы высчитывать маршруты своих будущих полетов? Особенно если учесть, что все надписи на глобусе были на латыни… Чего только не полезет в голову мужчине, у которого вот уже неделю как пропала жена… Авдей попытался отвлечься от мрачных мыслей. Против мрачных мыслей было испытанное средство: прислушаться к тому, что творится в детской, где сейчас пребывали Марья и Дарья в обществе своей возлюбленной бабушки. Судя по взрывам восторженного детского визга и пулеметным очередям всеобщего хохота, бабушка в очередной раз непедагогично баловала внучек, компенсируя им отсутствие мамы…

Однако надо было возвращаться к серьезному мужскому разговору с тестем. Авдей решительно отставил коньяк и спросил:

— Если это не конец света для одной отдельно взятой семьи, то что же мне делать?

Баронет неласково глянул на зятя своим змеиным глазом.

— Вопрос неверен, — сказал он. — Вопрос звучит таким образом: кто виноват?

— Вы, вы хотите сказать, что я виноват в том, что Вика превратилась в дракона и улетела?!

— Хочу, — просто сказал Баронет и полюбовался блеском камней в запонке.

— А на каком основании…

— А на таком. И не перебивай меня, дорогой зятек, я тебя в пять раз старше! Ты до чего жену довел?! Во что превратил ее жизнь? Пока ты, извиняюсь, просиживаешь зад, создавая свои романы, она воспитывает детей, стирает белье, наводит лоск во всей квартире, готовит обеды и ужины…

— Протестую! — возопил Авдей. — Готовлю я! То, что готовит Вика, едой назвать невозможно. У нее генетически не заложены кулинарные способности!..

— Ага! — тоже возопил Баронет. — Так ты ее еще и критиковал небось каждый день почем зря! Бедной девочке даже пришлось устроиться на работу, чтобы не слышать твоего постоянного брюзжания о том, какой ты гений и какая она посредственность. А еще у нее, наверное, даже не было карманных денег на помаду, крем-депилятор и гигиенические тампоны! Ты эгоист, тиран и деспот, Белинский!

У Авдея от возмущения заполыхали уши.

— Ничего подобного! Всеми деньгами в семье распоряжалась она! Я позволял ей абсолютно все! Даже пользоваться моим ноутбуком и пеной для бритья! И хозяйство Вику вовсе не напрягало, она даже любила… им заниматься. Иногда. И на работу пошла просто от скуки…

— От скуки? Вот оно, ключевое слово! Так почему же ты сделал ее жизнь скучной, а, поэт-прозаик?!

— Да я не то хотел сказать, — поморщился писатель. — Может, вся беда в том, что нам обоим наша спокойная семейная жизнь показалась пресной.

— Par bleu! — ругнулся маг на службе у закона. — Вот она, нынешняя молодежь: пресытившись благами цивилизации, начинает пороть ахинею!

— Казните меня! — взорвался Авдей. — Давайте! Дурака я свалял, пожаловавшись Вике на то, что приключений мне в жизни не хватает!

— Это точно. Настоящий мужчина никогда не жалуется на отсутствие приключений. Тем более — любимой женщине. Вот она и устроила тебе… развлеченьице. И себе, кстати, тоже… Наверняка ей, как ведьме, приходилось туго в годы вашей совместной жизни. Я же знаю Вику, она сроду не станет ворожить, если знает, что это кому-то действует на нервы.

— Я ей ни в чем не препятствовал! Она сама дала слово, что не станет колдовать в доме…

— Допустим. — Вермут «Феллини» снова красиво заискрился в бокальчике. — Ты ей не препятствовал. Но и не приветствовал. Верю, Вика даже не намекала, что, допустим, хотела бы отправиться на шабаш. Или поворожить каким-нибудь своим подружкам. Она не левитировала по комнатам, не двигала взглядом кастрюли с борщом и не воспламеняла газовую горелку щелчком пальцев. Верю. Я сам всегда ругал ее за пристрастие к мелкому бытовому волшебству… Но ты знаешь, когда мы приезжали к вам в гости полгода назад, мне показалось, что в Вике не осталось ничего ведьмовского. Что передо мной сидит красивая, ухоженная, обеспеченная всем в этой жизни женщина, просто женщина… Убившая в себе главное ведьмовское качество: видеть этот мир таким, каким хочется, и ощущать себя в нем свободной. Она разучилась летать , полюбив тебя, — закончил Баронет и сделал большой глоток.