Александр Никоноров - Раздать сценарий

Жутко… И ведь никуда от этого не деться, не уйти. Это победа, омраченная звуками ужаса, рыданиями, шипением от боли, стонами, последними предсмертными вскриками. Никто не жаловался на судьбу. Никто не жаловался на безвыходность ситуации, на ее обреченность. Все понимали: или принять бой сейчас, с ведомым врагом, лицом к лицу, или мучаться потом, в ожидании. В страшном ожидании неизвестного.

Это безвыходная победа.

Но все-таки победа. И в данный момент мне этого достаточно.

Я видел Хомта, который медленно шел по полю боя. Выживших он хлопал по плечу, а над падшими склонялся на колени и у каждого просил прощения по древнему альперейскому обычаю [44] Альперейский обычай назван так в честь великого полководца Альперея, поведшего за собой многочисленной войско для того чтобы разделаться с гестингами. Его отговаривали, но он отмахивался и верил, что победит. После поражения он падал на колени подле всех поверженных и просил простить его за то, что отправил их на верную смерть. . Он увидел меня, лежащего на боку, и что-то сказал двум деревенским парням. Те одновременно кивнули и рысцой направились в мою сторону.

Меня подняли. Резкая смена положения не пошла на пользу — затошнило еще сильнее, голову словно подбросили высоко-высоко к Кая'Лити, к душам, к мелинии. Я окунулся в мягкую тьму…

Очнулся я в просторной и богато убранной комнате. Побаливает голова, где-то в затылке как будто непрерывно происходят небольшие землетрясения или сумасшедшая пляска Пластов Восьмого. На этом список недомоганий закончился. Я медленно сел. В дальнем углу комнаты на небольшом табурете сидит совсем юная девчушка и что-то вяжет. Пахнет овечьей шерстью. Девочка подняла на меня взгляд, охнула и выбежала из комнаты. Где-то вдали раздались ее суетливые крики, и потом ко мне вошли Хомт и Фидл.

— Доброе утро, Трэго, — бодро, как ни в чем не бывало, улыбнулся староста.

— Привет, Фидл. Хомт, — кивок главе безопасности.

Я решил не церемониться и оставить вежливое «вы» для кого-нибудь более официального и требующего такие манеры. А мы пережили серьезную ночь и, нутром чую, еще не раз предстоит попасть в «горячий период» [45] «Горячий период» — старинное выражение пограничных отрядов Ольгенферка. Имеется в виду битва. С самой разной периодичностью с севера на границу нападают вооруженные отряды Отринувших. Дикари не сведущи в военном ремесле, их бойцы не скрываются. Из-за обилия факелов во время боя становилось жарко, отчего и было дано такое название. Сейчас крепости обзавелись стенами, и стычки быстро пресекаются еще у самой прибрежной полосы. .

— Ждорова, парень. Лихо мы их вчера уделали-то, а? Жалко пацанов, как есть жалко. Хорошие ребята были, достойные. Да прими их непобедимый Гебеар в свое войско! Мы планировали, что все будет попроще… Кто ж знал?

«Кому как не вам знать про творящееся здесь!» — собрался было крикнуть я, но не стал. Если они не имеют возможности предугадать исход, следует ли повышать голос и хаять людей?

Фидл прервал его:

— Как твое самочувствие, дружище? Ох и ловко ты вчера показал им. Такого от тебя не ожидал никто. Мы переживали и беспокоились о твоем здоровье. Тобой овладела горячка, ты беспрерывно повторял что-то про пастухов и выглядел сердитым. И это в бреду!

Я не стал комментировать его слова. Голова пуста и в ней копошатся только две мысли. Первая — когда Хомт снял челюсть и, самое главное, зачем? А вторая…

— У вас не найдется куриного бульона?

— Конечно.

Староста ушел; в комнату проникли глухие командные фразы, чьи-то ноги затопали по деревянному полу, загремела посуда. Хомт взял стул и пододвинулся ближе к кровати.

— Ну что, колдун, предположения какие имеются, не? Чаво им надо-то? Эх, ешли бы не дурак Кмар, то все могло пройти почище! Совсем молодняк нервный пошел, етить его узлом! Сдал парень, сильно шдал… За то и поплатился…

Беседы подобного рода — не самое приятное, с чего можно начать день. Состояние мое хуже, чем после разгульной ночи, а внутри черепной коробки словно налита тягучая патока. О каких размышлениях может идти речь?

— Предположений пока никаких. К сожалению, один день это мизерно, чтобы делать какие-то выводы. Эх… Придется мне здесь задержаться… — но в комнате никого, кроме меня самого, мои проблемы и состояние не заботили. Можно не стараться. — На самом деле меня смутило, что они шли точно зомбированные марионетки. Ни до чего им не было дела, а нас они как будто и не видели. А вот когда Кмар выстрелил в одного, то они прям с цепи сорвались. Как будто… Как будто заклятие спало, — сомневаясь, проговорил я.

— Они поштоянно так, словно шобаки чумные! Как взревут, как осклабятся — аж мурашки по заднице!

— Кстати, насчет их агрессивности — мерги никогда этим не отличались. Я читал про них в разных источниках, но нигде не упоминалось про присущее им безумие берсеркеров. Это меня тоже настораживает.

— Дык мы уж к этому привыкли! Я потому ребят-то и позвал. Дело-то знамо чем пахнет!

— А почему бы вам не испечь второй торт и не поставить его где-нибудь у края лесочка? Ну, вроде как дани, подношения или чего-нибудь еще…

— Да упаси Сиолирий! И в торте ли дело? Ты знаешь цену муке? Клянусь камнями Мокрых Штен! И так вон штали только последние нешколько лет раждавать нашим помаленьку — вроде как государственной доплаты. Нотации.

— Дотации?

— Ага, ее. Поди переводить ее на дурняков болотных! Так-то оно, может, и полегчает да обезопасимся, а ешли поганее будет? И напостой готовить им? А не жирно ли? Деревня, считай, жа счет муки и живет.

— Мало ли. Вдруг бы они отстали?

— Ну, милый мой. Шибко много вдругов и одни бы, бы и бы. Я, жнаешь ли, тоже мог бы быть бабушкой, ешли бы не…

Вернулся староста. Взяв стоящую в углу табуретку, он тоже подсел поближе к нам и присоединился к беседе.

— Трэго, суп почти готов. Тебе принести или ты в состоянии?

В его осторожном тоне читаются неудобство за сложившуюся ситуацию, толика извинения и, быть может, стыда. Фидл говорит тише обычного, подбирая слова, точно неопытный парень на первом свидании.

Я осторожно встал. Голова покруживается, но ходить можно. Никаких дополнительных последствий после моих медленных шагов не обнаружилось.

— Нормально… Сейчас приду.

Все понимают, что мне суждено остаться в деревне на неустановленное время. И как бы я ни хотел отправиться дальше, сделать это я не смогу. Воспитание не то, наверное. Как можно бросить на произвол судьбы жителей, чья жизнь регулярно омрачается нападками болотников? Жаль каждого малого пахаря, жаль старосту — видно как он переживает, но ничего не может поделать. Жаль погибших, ибо теперь они тяжким ярмом довлеют надо мной, над Хомтом, над каждым причастным… Бессилие воцарилось в само́м сердце деревни. И простят мне писцы героических эпосов такое высказывание, но кто, если не я, поможет этим людям? Я не возлагаю никаких надежд, но знаний-то у меня определенно побольше. И даже если я потерплю поражение, умру или уйду, оставив за спиной необъяснимую причину проклятия, перед самим собой я буду честным и мне не за что будить корить себя. Когда я смогу сказать, что все, я сделал все, что мог — тогда и только тогда будет правильно.