Алёна Реброва - Бэйр

— Ghearradh mé feadh na gcéadta bliain go leor, mar sin a bheith é! — прокричал сатир и, наконец, прекратил издеваться надо мной. — Все… теперь надо залечить рану… только бы меня на это хватило!..

Дрожащими руками Фавнгриф вновь взялся за окровавленный рог и начал отпиливать от его основания круг толщиной с мою ладонь. Отпилив, он вставил круг мне в руку, осыпал какими-то сушеными травами, вновь порошком, потом запел. Голос его сильно булькал, глаза мутнели во время песни. Из груди сатира уже давно не текла кровь.

— Féin píosa de flesh maireachtála agus a bheith mar chuid de, a thabhairt di fórsaí máistreás a throid dona. Ghearradh mé feadh na gcéadta bliain go leor, mar sin a bheith é!..

Закончив петь, Фавнгриф неуклюжим движением схватил из мешка горсть порошка и высыпал ее себе в дыру на груди.

Он тут же упал замертво… эта скотина посмела умирать с улыбкой на губах.

Меня вновь захватила темнота.

— Рука…

Сквозь сон я начала чувствовать, как кто-то пытается вырвать у меня из нее все мышцы или точит нож о нервы и сухожилия… конечность дрожала и дергалась из стороны в сторону, я не могла ей управлять.

— Рука-рука… — вздохнул Дэйк, находящийся где-то рядом.

Немного придя в себя, я тут же скрючилась всем телом от судорог, которые сжали пульсирующую болью конечность.

— Аааа… ааа…

— Я не знаю, что этот скот с тобой сделал… но вряд ли ты когда-нибудь сможешь пользоваться своей рукой.

— Эээииих… чео-оорт…

— Может, отрезать ее? Если тебе интересно, как она выглядит…

— Не надо мне этого рассссказывать!!.. Не отрезай… как бы я не просила… никогда!.. Где мы?…

Навалившись всем телом на дергающуюся в судорогах конечность, я смогла немного притупить боль, идущую от нервов, которые там растягивало и рвало, судя по ощущениям.

Осмотревшись, я радостью понимаю, что рыцарь дотащил меня до какого-то постоялого двора… Чтобы я без него делала?…

— Знаешь…. - вдруг серьезно начал Дэйк.

— Ты… если хочешь сказать что-то важное… скажешь потом, ладно?… — шиплю сквозь зубы, стараясь не визжать от новых нарастающих ощущений в руке. — Я… мне ооочень… очень… очень плохо и больно!

— Потому я и хочу это сказать сейчас, Бэйр. Когда тебе плохо и больно, — вздохнул Дэйк. — Знаешь, я бы убил тебя за твою выходку. Не посмотрел бы на меч, на честь, на клятву, на то, что я наживу себе врагов еще и в Ордене… Я и искал тебя для того, чтобы убить и отомстить. Ты поставила меня между чудесным выбором: скорая смерть или жизнь в страхе. Или тебя бы прикончили в лесу, и меч потемнел, или я поперся бы в лес искать тебя и меня убил бы единорог! В любом случае мне была бы крышка по твоей милости. Мне все равно надо было идти в лес к единорогу, чтобы тебя вытаскивать из очередной ямы с дерьмом, так что я решил отыскать тебя и сразу убить, потому что из леса живым мне все равно было не выбраться… а так хоть тебя с собой прихватил бы в адские бездны…

— …А тебе не приходило в голову… что я… просто заблудилась!?… Идиот!!! — пинаю этого псевдодруга ногой.

— Слишком глупо даже для тебя… тем более мы оба знаем, что ты не заблудилась. Ты крупно меня подставила! Специально! Зная, что я у тебя как пес на поводке, ты этим воспользовалась, и это должно было стоить мне жизни! Я считал тебя своим другом, а ты так легко распорядилась мной!

— Так убей меня!!!.. Ты даже представить не можешь, как мне сейчас этого хочется!!!.. — боль в искалеченной руке была уже совсем невыносимой. Воспользовавшись предлогом ссоры, я заорала во всю глотку, стараясь хоть немного выплеснуть из себя это.

— …Но ты спасла меня. Дважды. Сначала выдала свое присутствие врагам, от которых пряталась, когда отшвырнула кентавра, мчащегося на меня. Ты начала действовать почти секунда в секунду, как только он бросился, ты даже не задумалась о том, что я могу сам справиться и тебе не надо раскрывать себя. И когда ты оттолкнула меня от единорога… Я обязан был защищать тебя и погибнуть, как живой щит, но ты этого не допустила, встав под удар за меня, пойдя на верную смерть… и став калекой в итоге.

— Что, не будешь убивать!? С чего же!? Вдруг я опять что-нибудь такое выкину!?

— Успокойся… я ни за что тебя теперь не убью и не причиню вреда, обещаю. Я сильно ошибался, когда думал, что ты способна так подставить… очень сильно. Ты готова была умереть за меня, вполне осознавая это… а я не смог тебя защитить, этот рогатый гад все же искалечил тебя. Мне жаль…

— Не вижу особо логики в твоих словах, если честно!..

— Я говорю тебе, что никто еще не рисковал из-за меня собой просто так, ради дружбы… Никто ни рискнул бы, когда имел полное право воспользоваться моим положением, подставить под удар меня, и сохранить тем самым свою жизнь…

— Я щас заплачу, ей богу!!

— Ты итак плачешь.

— Это слезы от боли!

— Ну так я все же хочу это сказать. Такого друга как ты у меня еще не было… и неизвестно, будет ли. Пока ты — лучшее, что было и есть в моей жизни.

— Как мило… Ну и почему это надо говорить именно сейчас, когда я с ума схожу от боли!?…

— Потому что скоро ты вырубишься от болевого шока и навсегда забудешь мои слова… а мне просто хочется это сказать.

Несколько дней я провела в кровати с адской болью и желанием убивать все живое. Дейк, ругая меня, того сатира и весь белый свет, ходил за мной, как за больным ребенком, потому что я не всегда могла даже встать: боль тут же швыряла меня на пол.

Чтобы я могла сдерживаться и не выть без остановки, а хотя бы что-нибудь поесть, рыцарь кормил меня обезболивающими и поил снотворным, от которых на четвертый день меня уже буквально тошнило.

Первые дни были определенно ужасны. Ничего не ныло, не гудело и не сводилось судорогами только во сне, и бодрствуя я могла прочувствовать всю прелесть этих ощущений — а бодрствовать приходилось хотя бы по шесть часов в день.

Но постепенно боль утихала, на пятый день я уже могла терпеть ее, соображать и даже говорить без обезболивающих. Тогда я, наконец, смогла рассказать рыцарю, что произошло со мной в лесу.

Он, как и я, ничего не понял о произошедшем с теми кентаврами — он никогда не слышал о бешенстве среди божьих детей, и не был уверен, возможно ли вообще такое. Насчет того порошка, который был у меня в сумке, — пока Дейк убивал единорога, а потом тащил меня из леса, ему было не до того, чтобы собирать мои вещи, выпавшие из сумки. Что это была за гадость, мы никогда так и не узнаем, к сожалению.

Все вопросы пока так и остались неразрешенными, Дейк только бесчисленное количество раз обозвал меня всеми известными ему ласковыми словами и сделал выводы о том, что никогда больше меня не послушает, что бы я не предложила.

На шестой день я почувствовала себя гораздо лучше. Проснувшись, как после долгой болезни, я поняла, как сильно хочу есть.