Андрэ Нортон - Проклятие эльфов

Но все происходило так безукоризненно, словно было давным-давно рассчитано и множество раз отрепетировано. До того самого момента, пока табун не оказался с подветренной стороны от армии.

Кеман увидел, как однороги один за другим начали поднимать головы и подозрительно принюхиваться. Табун застыл как вкопанный, а жеребец-вожак принялся бить землю копытом и фыркать.

А потом он начал поворачивать в другую сторону…

Ох, нет!… Неужели Шана их упустит…

Прочие однороги принялись беспокойно пританцовывать на месте, а вожак колебался. Он двинулся было вперед, потом попятился, опустил голову и гневно завизжал, пытаясь вырваться из тисков безмолвного приказа Шаны.

Кеман лихорадочно принялся шарить в памяти, вспоминая все, что ему было известно об однорогах, и в конце концов решился подбросить жеребцу одну мысль от себя.

Точнее даже, не мысль, а образ. Образ двуногого, забирающего его кобыл. Его самок. Двуногого, который крадет кобыл, чтобы отдать их другому жеребцу. Шана уловила этот образ и подбавила в иллюзию запах чужого жеребца, изображенного Кеманом.

Жеребец тут же вскинул голову, с шумом втянул в себя воздух и, уловив ненавистный запах (по крайней мере, так ему показалось), протрубил яростный боевой клич. Вожак ревел не умолкая, и его возмущение передалось табуну. Теперь однороги были готовы к драке. Кеман почувствовал, что Шана сейчас нарочно сдерживает жеребца, чтобы сильнее его разозлить.

А потом переполненный жаждой убийства жеребец понесся вперед, позабыв о прежних колебаниях. У него сейчас было лишь одно желание: уничтожить того, кто посмел покуситься на его кобыл. Весь табун ринулся следом за вожаком. Человеческий запах теперь воспринимался как запах врага, и жажда крови сводила однорогов с ума. По лесу неслась живая пенная волна, и пеной ее были черные и серебряные гривы и хвосты. Топот копыт и пронзительный визг позволяли Кеману безошибочно определить, куда ему следует лететь. В считанные секунды однороги взяли такой разгон, что теперь их просто невозможно было остановить.

Однороги налетели на дозорных и смяли их прежде, чем те успели подать хоть какой-то знак, оставив от людей лишь красные лужи.

Кеман прибавил скорость и двинулся вперед. Он добрался до наступающей армии раньше взбесившихся от ярости однорогов. Первые ряды солдат удивленно принялись посматривать на небо и гадать, не идет ли буря.

Тут на передовой отряд налетел табун, и пошло кровопролитие.

Кеман не захотел смотреть, что будет дальше. Он изменил направление полета и двинулся на север, испытывая приступы тошноты и легкое ощущение вины. Дракон даже не мог точно сказать, кого ему больше жалко и перед кем он чувствует себя более виноватым — перед солдатами-рабами или перед однорогами.

«Мне бы очень хотелось, чтобы без этого можно было обойтись», — донеслась до него приглушенная мысль Шаны.

«Я знаю, — отозвался Кеман, с облегчением поняв, что Шана разделяет это ощущение вины. — Мне бы тоже этого хотелось. — Дракон испустил тяжелый вздох. Шана ответила ему таким же вздохом. — Ну, если я хоть что-то понимаю в однорогах, по крайней мере половина табуна должна выжить. А если у рабов есть хоть капля здравого смысла, они должны были разбежаться в разные стороны».

«Если у них была такая возможность, — мрачно напомнила ему Шана. — Их хозяева могли не позволить им этого сделать. И я не знаю, как поведут себя однороги: то ли они разъярились настолько, что теперь развернутся и попытаются пройти насквозь через всю армию, то ли все-таки бросятся врассыпную, когда люди окажут им серьезное сопротивление, — девушка снова вздохнула. — По крайней мере, мы дали волшебникам время запрятать все, что удастся, уничтожить все, что не удастся спрятать, и смыться оттуда».

«А куда мы направляемся? — спросил Кеман. — И.., как это могло случиться? Откуда эльфы узнали, где мы?»

«Мы направляемся на север, в старую человеческую крепость, — пояснила Шана, когда Кеман свернул, подчиняясь ее указаниям, поймал восходящий воздушный поток и набрал высоту. — Она сейчас в полуразрушенном состоянии, но она стоит на вершине холма, и там можно держать оборону, а в Цитадели — нельзя. Там слишком много лазов и запасных выходов, чтобы мы могли все их перекрыть. Волшебники прежних времен собирались сделать из этой крепости вторую Цитадель, но из-за эпидемии так ничего и не успели».

«А откуда ты все это знаешь?» — удивился Кеман.

«Это было в тех старых хрониках, которые я нашла, — объяснила Шана. — Там, в самых дальних туннелях».

Видно, в тех старых хрониках было много всякого, о чем Шана не спешила рассказывать. Кеман не знал, чем это было вызвано. Возможно, ей просто было некогда…

А им по-прежнему нужно было спешить, если только они собирались догнать отступающих волшебников.

Впервые увидев Цитадель, Кеман именно этого и испугался: он понял, что это место невозможно оборонять. Если в крепости много ходов, через которые можно выйти, это означает, что в ней много входов, через которые могут пробраться враги. Этим-то Цитадель и отличалась от жилищ драконов…

Авось в новой крепости будет поменьше выходов.

«А насчет того, как это могло случиться… — продолжила Шана со сдержанным гневом. — Похоже, кое-кто решил сменить хозяев. Один из старших волшебников. Когда ты поднял тревогу, его в Цитадели не оказалось, и к тому времени, когда я уходила, он так и не объявился. Мы предполагаем, что он рассказал эльфам все, что ему было известно о нас, — сколько нас, что мы можем сделать, и все такое. Наверное, он рассказал даже о тебе, потому что он входил в военный совет. Теперь мы потеряли преимущество внезапности».

Чувства, пришедшие вместе с этими мыслями, позволили Кеману понять, что Шана не слишком-то оптимистично относится к этому второму убежищу. Он не винил Шану за уныние. Судя по всему, эта крепость действительно была не более чем последним опорным пунктом.

«Шана, — очень серьезно произнес дракон, — я хочу, чтобы ты извинилась за меня перед остальными».

«Извинилась? — недоуменно переспросила девушка. — За что?»

«Мне нужно ненадолго уйти, — сказал Кеман. — Раз враги уже знают обо мне, теперь я мало что смогу для тебя сделать. Но если я сейчас уйду, я смогу сделать кое-что такое, о чем они не знают, и вернуться вовремя».

Кеман сделал глубокий вдох. Шана молчала, ожидая продолжения. Голова ее гудела от невысказанных предположений.

«Я смогу привести помощь, — сказал Кеман. — Помощь от Народа».

Кеман расстался с Шаной на рассвете. А в полдень он уже кружил над Логовом. Кеман здорово устал, но был преисполнен решимости наконец-то потребовать удовлетворения. И еще он отчаянно боялся за своих друзей. И это отчаяние придавало ему сил.