Гарри Тертлдав - Император Крисп

Фостий решил, что благой бог наверняка занесет слова Оксития в свою книгу судеб.

Патриарх все еще проповедовал, и то, что он не замечал противоречий в своих словах, потрясло Фостия гораздо больше, чем сами слова. Ему не очень-то нравились уроки логики, которые Крисп заставил его посещать, но кое-что него в голове отложилось. Неужели, подумалось ему, вслед за патриархом к алтарю выйдет размалеванная шлюха и начнет восхвалять достоинства девственности? Вряд ли это станет меньшей глупостью, чем то, что он сейчас слушает.

– Будь благословен, Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать, – провозгласил в последний раз Окситий. Даже без своих роскошных облачений патриарх был высок, худощав и благообразен, седую бороду и шелковистые брови он наверняка расчесывал, а облачившись для проповеди, он и вовсе стал ходячим символом святости. Но его слова колоколом гремели в сердце Фостия.

Когда литургия закончилась, большинство прихожан вышли из храма, но некоторые подошли к патриарху поблагодарить за проповедь. Изумленный Фостий покачал головой. Неужели они глухи и слепы? Ничего, настанет время – Фос во всем разберется.

Спускаясь по ступенькам храма, Фостий повернулся к одному из своих телохранителей и спросил:

– Скажи мне, Ноккви, халогаи тоже строят своим богам такие богатые дома?

Ноккви широко распахнул льдисто-голубые глаза, откинул голову и громко расхохотался. Плечи его так затряслись, что заплетенные в косы длинные светлые волосы запрыгали по спине. Немного успокоившись, халогай ответил:

– Твое младшее величество, у нас на родине даже людям не всегда хватает на жизнь, так что мы не можем держать наших богов в такой роскоши, как вы своего Фоса. К тому же наши боги предпочитают кровь, а не золото, а уж кровью мы поим их щедро.

Фостий хорошо знал, как жадны до крови боги северян. Святой Квельдальф халогай, решивший поклоняться Фосу – считался в Видессе великомучеником, потому что его убили соплеменники, когда он попытался обратить их в веру благого и мудрого владыки. Воистину, халогаи представляли бы для империи гораздо большую угрозу, если бы столь обильно не проливали кровь своих собратьев.

Ноккви шагнул на каменные плиты храмового двора. Когда он обернулся и взглянул на Собор, глаза его вспыхнули волчьей жадностью.

– Вот что я тебе скажу, твое младшее величество, – проговорил он. Позвольте воинам лишь с пары наших кораблей ворваться в столицу, и ваш бог тоже получит меньше золота и больше крови.

Быть может, ее вкус понравится ему больше.

Услышав слова северянина, Фостий невольно сделал жест, предохраняющий от сглаза. Империя до сих пор отстраивала и заново населяла города, захваченные халогаями Арваша примерно в то время, когда он родился. Но само наличие такого склада богатств в имперской столице было искушением не только для яростных северных варваров, но и для алчных подданных самого императора. Таких, впрочем, притягивало любое хранилище богатств.

Фостий застыл, разинув рот. Он внезапно начал понимать, как возникла доктрина фанасиотов.

Огромные бронзовые двери Тронной палаты медленно распахнулись.

Сидя на императорском троне, Крисп на краткое мгновение разглядел то, что находилось на улице, и улыбнулся; внешний мир казался столь слабо связанным с тем, что происходило внутри.

Сравнивая иногда Тронную палату со столичным Собором, он никак не мог решить, какое из этих строений более пышное и великолепное. Верно, орнаменты в палате не столь цветисты, но к ним добавляется никогда не повторяющееся зрелище богатых одеяний вельмож и бюрократов, которые выстраивались двумя рядами вдоль колоннады, идущей от входа до самого трона. Каждую пару колонн разделяли сто ярдов пустоты, наводившие на каждого просителя мысли о собственном ничтожестве и несокрушимом могуществе Автократора.

Перед троном стояли шесть халогаев в полных боевых доспехах.

Крисп вычитал в хрониках, что один из его предшественников был убит прямо на троне, а трое других ранены, и не пожелал развлечь какого-нибудь отдаленного преемника, добавив к этому списку и свое имя.

Стоящий рядом с северянами герольд с белым жезлом в руке сделал шаг вперед. Болтовня придворных смолкла, и в наступившей тишине герольд провозгласил:

– Трибо, посол Нобада, сына Гумуша, хагана Хатриша, просит дозволения приблизиться к Автократору Видесса. – Тренированный голос герольда был легко слышен от одного конца Тронной палаты до другого.

– Пусть Трибо из Хатриша приблизится, – молвил Крисп.

– Пусть Трибо из Хатриша приблизится! – Вырвавшись из мощной груди герольда, эти слова прозвучали так, словно сорвались с уст самого Фоса.

Показавшись сперва крошечным силуэтом на светлом фоне отдаленных дверей, фигура шагающего к трону Трибо постепенно увеличивалась. Время от времени посол замедлял шаги, обмениваясь улыбкой или парой слов со своими знакомыми, тем самым весьма снижая эффект устрашения, который подразумевала подобная прогулка.

Ничего другого Крисп от него и не ждал; хатриши словно рождались специально для того, чтобы нарушать любой существующий порядок. Даже сама их нация родилась менее трех столетий назад, когда хаморские кочевники хлынули с равнин Пардрайи на земли, бывшие тогда провинциями Видесса. Ныне они в какой-то степени подражали своему имперскому соседу, но их традиции и обычаи еще не совсем устоялись.

Остановившись на положенном расстоянии от императорского трона, Трибо опустился сперва на колени, затем простерся ниц; некоторые из видесских ритуалов нарушать не дозволялось никому.

Пока лоб посла прижимался к полированному мраморному полу, Крисп постучал по левому подлокотнику. Послышался скрип шестеренок, трон на несколько футов поднялся в воздух. Это рукотворное чудо предназначалось для приведения варваров в изумление.

– Можешь подняться, Трибо из Хатриша, – произнес с высоты Крисп.

– Спасибо, ваше величество. – Подобно большинству своих соплеменников, посол говорил на видесском, слегка шепелявя.

Надеть на него видесскую одежду, и он вполне сошел бы за жителя империи, если бы не борода – более длинная и неухоженная, чем даже у священников. Хаганы Хатриша поощряли ношение бород среди своих аристократов, дабы напоминать им о воинственных предках-кочевниках. От видессиан Трибо отличался и неуважением к императорскому достоинству. Слегка склонив голову, посол заметил:

– Кажется, трон пора смазать, ваше величество.

– Возможно, ты прав, – со вздохом признал Крисп и вновь постучал по подлокотнику. Укрытые за соседней стеной слуги опустили трон на прежнее место, вновь наполнив зал скрежетом металла.