Олег Северюхин - В лабиринтах тёмного мира

Нормальный человек не может долго вынести это. Он либо ломается и становится тем, кто там есть, либо он ломает все, что там есть и впускает лучи света в темное царство.

Что мы видим в этом темном царстве при солнечном свете? Заплеванный и замусоренный пол, к которому даже обувью неприятно прикасаться. Грязные и захватанные жирными руками бокалы и стаканы, по стенкам которых, извиваясь, ползут бактерии и микробы, издавая скрипящий звук соприкосновения камня со стеклом, и эти бактерии уже в вашем желудке поедают плоть и перерабатывают ее в зловонные миазмы. А рядом заблеванные и засранные туалеты, в которых сношаются люди, принимая вовнутрь своего организма всю гадость, которая содержалась в желудках, мочевых пузырях и прямых кишках побывавших там подобий людей. Обшарпанные стены с остатками новогодней мишуры, сверкавшей ночью в свете фонарей. Поцарапанная и потрескавшаяся мебель. Грязные повара, готовящие нехитрые закуски и коктейли из просроченных продуктов и контрафактного алкоголя. И отдельная комната, в которой каждое утро делят прибыль люди в штатском и в форме.

— Вы правы, Андре, — пронесся в моих мыслях голос Велле, — все так оно и есть. Ночью все кошки серы, а днем наступает отрезвление с глубоким похмельем и человек снова идет сюда, чтобы поправить свое состояние. Через неделю, через месяц он уже не мыслит жизни без ночного клуба. Из человека, который дважды побывал в ночном клубе, не получится хорошего, по вашим понятиям, человека.

— Почему дважды? — мысленно спросил я.

— Нормальный человек с первого раза понимает, что это такое и больше никогда не придет сюда, — сказал Зеге, — ненормальный человек придет и во второй, и в третий раз. Это, если хотите, наше кадровое агентство, которое сразу определяет, кто наш человек, а кто нам не нужен. Был бы я главным на светлой стороне, я бы ввел учет посетителей ночных клубов и ни один из них не занимал бы какие-то важные посты в государстве.

— Но это же дискриминация, — попытался я мысленно возразить.

— Дискриминация? — мысленно засмеялся Велле. — Да, дискриминация, но белым государством должны управлять светлые люди. Если бы я захотел, то весь мир превратился бы в ад, но тогда мне пришлось бы воевать с вашим Всевышним. А у нас мир. Паритет, так сказать. Как договор об ограничении стратегических вооружений. Всевышний решил обыграть меня с системой ПРО. Но у него ничего не получится. Если он не перестанет обкладывать меня своими базами, он получит то, что должен получить. Я с ним церемониться не стану. Плюну на все паритеты, и тогда весь мир будет сплошным ночным клубом.

Следующий день был таким же, как и все предыдущие. Я сидел в присутствии, заполняя список посетителей и распечатывая контракты на принтере, находящемся в кабинете главного исполнителя всех желаний.

Из кабинета Вульфа выходили поистине счастливые люди. Все. Калеки шли с костылями под мышками или катили перед собой коляски, в которых они приехали. Удивленно-умильные лица даунов превращались в осмысленные лица философов, хриплые люди становились обладателями театральных голосов. У изобретателей перпетуум мобиле начинали крутиться их машины. Отвергнутые женщины возвращали себе избранников. Обманутые жены наказывали неверных супругов. Двоечники становились отличниками. Тупые — умными. Некрасивые — красивыми. Бездомные — домашними, то есть одомашненными или домовыми. Нет — ожилищенными. Полковники становились генералами, лейтенанты — капитанами, майоры — подполковниками, подполковники — полковниками, прапорщики — младшими лейтенантами. Кухарки становились профессорами и министрами. Профессора — шеф-поварами ресторанов. Путаны — монахинями. Монахини — путанами. Сварщики и слесари — министрами и полномочными представителями президента в федеральных округах. Министры — сварщиками, слесарями и плотниками. Самое потаенное желание исполнялось без каких-либо предварительных условий и всего лишь за символическую плату в одну копейку.

По предложению Велле в приемной появился красный транспарант с надписью: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью».

Молодые люди становились хоббитами и орками. Рослые и красивые парни и девушки становились малорослыми и злобными существами с огромными и волосатыми ногами, ненавидящими всех, кто выше их ростом или верзилами, вылезшими из могил с лицами, изъеденными мясными червями.

Очень много женщин выходили из кабинета в виде Софи Лорен или Джины Лоллобриджиды, а мужчины с внешностью Алена Делона, Арнольда Шварценеггера или Бельмондо.

Толстые выходили худыми. Худые — толстыми.

Огромную рекламу нам сделали два полковника, которые на следующий день приехали к нам пьяны-распьянехоньки в генеральских шинелях, одна с синим, а другая с красным подкладом, чтобы поблагодарить за их генеральство.

— Ну, ты действительно чудодей, — говорил генерал, наливая в стакан дорогой коньяк, — сам президент звонил. Говорил, что не хотел подписывать указ о моем генеральстве, а вот тут решил и подписал. Пожелал мне, чтобы я стал маршалом. А я ведь и маршалом бы стал, да только в нашем ведомстве выше генерала армии не прыгнешь, а по численности мы больше, чем одна армия. Нас столько же, сколько было на трех фронтах на Курской дуге, поэтому у нас должно быть как минимум три маршала полиции. И одним из них буду я. Вон, у этих, — он ткнул пальцем в государственного советника юстиции с погонами генерал-майора, — у них самый главный носит погоны маршала, а их всего-то с дивизию наберется, а, поди ж ты, целый маршал. Давай выпьем, и скажи, сколько с нас денег за это.

Узнав, что они должны заплатить по копейке с каждого, генерал расстроился.

— Так что, — заорал он, — это копеечное дело? Да у нас только за должность нужно миллион долларов заплатить, а тебе всего одну копейку должен? Ну, сука, погоди, я до тебя доберусь. Я узнаю, кто ты и ты у меня сядешь, куда надо и на какой мне нужно срок. У нас карательное правосудие и я каратель, который для порядка будет карать всех, кто не вписывается в наш порядок. Пошли, генерал, — и он стал встряхивать заснувшего генерала в шинели с синим подкладом.

Вот и пойми людей. Если бы с него содрали миллион долларов, то все было бы в порядке, и мы были бы уважаемыми партнерами. А если за услугу нужно заплатить всего одну копейку, то это уже как бы оскорбление.

Обыкновенная психология нуворишей. Нормальный человек купит нормальный галстук за триста рублей. Нувориш точно такой — за триста долларов. Нормальный человек за котлетку с жареной картошкой платит сто рублей, нувориш — тысячу. Он самый несчастный человек на свете, потому что все пытаются его объегорить, и объегоривают. Ему даже унитаз делают из золота, чтобы показать, что он нувориш. Тут недавно умер миллиардер, изготовитель и изобретатель всякой электроники. Кто его встретил, никогда бы не сказал, что это миллиардер.