Олег Северюхин - Беги, Василич, беги!

Я спустился этажом ниже и увидел группу людей, которые деловито работали, хватая разнокалиберные емкости около дверей и относя их к дерьмоприемнику, представляющему собой жестяную воронку, приделанную к мощной бетонной трубе.

— Вот и канализация, — подумал я, — дело нехитрое. Если это все, то нам еще повезло. Мир честной компании, — поприветствовал я всех.

— Во, москали прибыли, — отозвался старший из них, производивший подсчеты вылитого в воронку дерьма. — А вам чего тут нужно, а? — спросил он.

— Да нам-то ничего нужно, — сказал я, — вот пришел познакомиться, узнать, в чем заключается работа и вообще. Дружить надо, мы ж все-таки братья…

— Вы братья? — протяжно спросил старший и все люди остановились, ожидая продолжения разговора. — Какие вы братья, после того как снова захватили Крым, а потом устроили военные перевороты и беспорядки в Восточных областях?

— Ты чего? — начал я наезжать на старшего украинской команды. — Какой Крым? Нахрен он нам нужен. Вы на своей Украине сами разбирайтесь, кто у вас прав, а кто виноват. У нас своих проблем выше крыши. У нас экономика в минусах, ракеты падают, доллар растет в цене, а капиталы бегут из страны. Скоро народ наш вообще никому не будет нужен. Оставят только тех, кто около трубы работают, а остальных будут продавать на работы в африканские страны.

— Ты откуда такой взялся? — спросил меня старший. — Говоришь так, как будто с Луны свалился со стройки базы по колонизации общего для всех ночного светила. И там хотите наложить лапу на все запасы гелия-три, чтобы шантажировать всю землю ценами на энергоносители.

— Ни с какой Луны я не падал, — парировал я, — и вообще здесь оказался случайно, проездом домой. Вы лучше расскажите, что тут делать надо, чтобы не остаться здесь навечно.

Все замолчали и остолбенело уставились на меня. Получается, что я живой и временный здесь, а они мертвые и будут здесь вечно.

Старший подошел ко мне и больно ущипнул меня за руку. На руке стал появляться синяк.

— Точно живой, — подтвердил он всем.

— А как ты это определил? — спросил я.

— У тебя синяк появился и больно тебе было, — ответил он, — а у нас только больно и синяков нет, чтобы мы не сразу отмучались. А работа у нас простая, такая же, как там, откуда мы все прибыли. Убирать говно за богачами и питаться их подачками. Потом, нужно это дерьмо нюхать, чтобы определить, чем оно пахнет и пробовать на вкус, чтобы доложить старшему по этажу, кто и что из этих тварей жрет.

— Как пробовать? — совершенно не понял я.

— А очень просто, палец сунул как в варенье и лизнул, — сказал старший. — Особое внимание на тех, кто сладкую пищу трескает. Здесь все, как у нас на матушке-кормилице. Если человек дерьмо жрет, то дерьмом в горшок и ходит. Пролетарий умственного и физического труда. Кто шоколад и икру трескает, тот шоколадом и икрой ходит. А откуда он эти сии контрабандные товары достает, а? То-то и оно…

У меня от этих слов начало выворачивать наружу желудок. Все, что съел, начало извергаться наружу. Меня подхватили под руки и подтащили к воронке. От ее вида и запах меня стало тошнить еще сильнее.

— Я же говорю вам, что это живяк, — сказал всем старший, — у нас такого не было, мы сразу приноровились к этому и у нас тошниловки не было. А все-таки здорово напакостить тем, кто тебя ни в грош не ставит и выше говенных дел не допускает, а у нас тут люди значительные, должности высокие занимали, образование там, степени научные и чины с орденами высокие получали по торжественным дням, в президиумах сиживали, домработниц держали в домах.

Увидев, что я начал приходить в себя, старший продолжил:

— Списочек-рапортичку будете подавать Тодефу к семи часам, как он придет из своего присутствия, а до этого времени выдели людей для перевозки дерьма на сжигалку.

— На какую сжигалку? — спросил я через комок, прочно стоящий в моем горле.

— Заводик по сжиганию дерьма, — сказал старший, — километрах в пяти отсюда. И отходы убираются, и тепло добывается, и больших грешников там периодически поджаривают, они там на копчушке работают.

Я кое-как поднялся выше на этаж и стал рассказывать всем, в чем заключается наша работа.

— Бегите к воронке или рыгайте в горшки, — успел я крикнуть, — а не то придется полы мыть от вашей блевотины.

Не приведи Господь, еще раз очутиться в этой ситуации, хотя и у нас на белом свете бывали такие же ситуации, ничем не лучше вот этих. Не надо строить из себя изнеженных и высокоинтеллектуальных придурков. Нужда припрет, и в говне все копаться будете, искать пропавшую жемчужину.

Отдав все необходимые распоряжения своей команде, я спустился вниз и вместе с украинским старшиной мы вышли на улицу. На улице было так же темно, как вчера вечером, когда мы пришли с Тодефом.

В большой кладовой стояли три огромные емкости с фекалиями. Одна, которую готовились тянуть на переработку, пузырилась и пенилась, во второй вся поверхность была покрыта пузырьками, а третья была свежая с самым резким запахом.

— Всем отходам дается трехдневная выдержка, чтобы успеть сделать дополнительные пробы на предмет выявления контрабандистов и наркоманов, — сказал мне старшина.

— Что и наркоманы здесь есть? — удивился я.

— Полным-полно, — сказал мой новый знакомый, — как из постоянного, так и из переменного контингента. В основном токсикоманы, нюхают всякую гадость, а потом балдеют, лежа где-нибудь в уголке.

— А что это за постоянный и переменный контингент? — поинтересовался я. Вполне земное наименование, как тюрьмах или в учебных заведениях.

— Постоянные — это черти, — сказал старшина, — переменный — это мы. Нас тут бросают с места на место, чтобы не привыкали к одним и тем же мыканьям и не получали от них удовольствия.

Десять человек впряглись в тележку и потянули чан с дерьмом на переработку. Мы шли сзади. Я смотрел на эту пенящуюся жидкость и в голове моей роились мысли, как у одного из героев бессмертной книги автора-диссидента, который кроме этой книги написал еще марш космонавтов, где есть такие вот слова «давайте-ка, ребята, закурим перед стартом, у нас еще в запасе четырнадцать минут». Что за мысли, вы можете и сами прочитать, взяв эту книгу. За нее этого автора выслали из СССР к чертям собачьим.

Перерабатывающий завод представлял собой огромную кубовую для выпаривания дерьма с целью отопления и получения концентрата, из которого, по моему мнению, изготавливали брикеты, которым нас и кормили. Фу, какая гадость. И повсюду жара.

Куб был огромной кастрюлей с завинчивающейся крышкой и клапаном для выпускания пара. Ни дать, ни взять, просто готовый самогонный аппарата промышленного типа.

— Хочешь хорошо жить и быть большим бугром здесь? — спросил я украинского старшину.