Юлия Морозова - Телохранитель для мессии (Трилогия)

– Прости. – Я ослабила хватку.

Зря…

Тут же за пощекоченную пятку дернули со всей дури.

От неожиданности руки разжались, и я почти бесшумно ушла под воду, которой было далеко до прозрачности слезы. Воздух в легких быстро заканчивался, барабанные перепонки запротестовали против стремительного погружения острой болью. В слепом ужасе руки и ноги судорожно дергались, пытаясь оттолкнуть что–то холодное и скользкое, но без толку – я попробовала закричать, набрав полные легкие воздуха… ой нет, воды… то есть…

Я действительно дышала!

Жидкость проникала в мои легкие так же естественно, как прежде кислород, не вызывая ни малейшего чувства дискомфорта. Это обстоятельство неожиданно меня успокоило, заставило собраться и подумать. Едва движение прекратилось, я определилась с расположением верха – хотя расплывчато–тусклый кругляш солнца обнаружился совершенно не там, где предполагалось его застать. Глаза свыклись с видоизмененным светилом, и окружающая зеленоватая муть прояснилась. Теперь можно было посмотреть вниз, на то, что еще удерживало меня за ногу.

Угловатая девушка–подросток с острыми плечиками и едва наметившейся грудью уставилась на меня перепуганными серо–зелеными глазищами (насчет цвета я была не совсем уверена вследствие своеобразного освещения и ракурса). Хрупкую шейку опутывал шнурок с кулоном из витой перламутровой раковины. Нервно постукивающий по дну рыбий хвост поднимал темные илистые тучки.

Русалка… Правда, какая–то нестандартная. Где шикарные формы, кои обязаны быть, согласно слышанным мной рассказам? Вместо них прыщики – зеленкой мажьте, авось пройдут, как говаривал первый бабник нашего офиса. А на голове не роскошные кудри длиной до колен… тьфу… середины хвоста – задорный ежик волос цвета речной тины, придававший девочке сходство с панкующими малолетками моего мира. Не хватало только пирсинга, натыканного по разным частям тела. Но и без него у русалки была очень колоритная внешность.

Какого черта лысого понадобилось от меня этому трудному подростку?!

Мои попытки вырваться стали яростнее. Русалка только испуганно вздрагивала и усиливала хватку.

«Попинать ее, что ли?» Девчата наверху, поди, с ума сходят, а эта сволочь прилипла как пиявка!

Злость придала сил – отчаянным рывком мне почти удалось освободиться. Но русалка метнулась следом и, обхватив за шею, прильнула ко мне холодным рыбьим телом.

Ощущения, прямо скажем, не из приятных…

Взбаламученный нами ил осел, и внезапно моим вниманием помимо отпихивания воспылавшей ко мне нежными чувствами русалки завладело кое–что еще. Изящный изгиб девичьей спины обезображивал тошнотворный нарост. Внутри опухоли что–то жило своей собственной жизнью, копошась и дергаясь под бледной кожей. Я легонько притронулась к опухоли. Русалка хныкающе забулькала и ослабила хватку, но изумление помешало воспользоваться удачным моментом.

Надо же… Ужаст.

Пакость, сколь редкая, столь и редкостная.

Крошечная стрела, чей наконечник – клык водного вампира де–хаака, а древко – вываренный в крови лобаст трехсотлетних русалок, ивняк, при попадании в жертву инициировала овеществление ее самого жуткого страха. По окончании срока созревания ужаст, вытянув из носителя почти все силы, разрывал кокон и выбирался наружу. При значительной подпитке Силой чудовище, рожденное подобным образом, могло просуществовать достаточно долго. В противном случае оно ненамного переживало своего хозяина, лишившись подкормки.

Ужасты так хорошо запомнились мне потому, что впервые меня вырвало на занятии аалоны Рениты, посвященном как раз лобастам. В то прекрасное утро преподавательница в качестве дополнения по штудируемой теме поведала нам занимательную историю возникновения такого прогрессивного оружия, как ужаст, сопровождая свой и без того красочный рассказ показом гравюр, изображающих жертв. Для особо впечатлительных был заготовлен отдельный подарок – демонстрация заспиртованной головы лобаста, чья жуткая перекошенная харя снилась мне потом целую неделю.

Я осторожно отстранилась и посмотрела девочке прямо в глаза, пытаясь мысленно четко сформулировать вопрос.

«Как это произошло?»

И открыла сознание для ответа.

Меня закружило в калейдоскопе чужих воспоминаний, которыми щедро делилась русалка.

Праздник исхода лета – лови мгновение – вода ночь от ночи становится холоднее. Но эта ночь – особенная. Сумасшедше звездная. Ночь Совершеннолетия. Переливчатый смех, ошибочно принимаемый человеческим ухом за журчание воды, разносится по реке. Юные русалки дарят свой первый танец луне, будоражащей холодную кровь, толкающей на безумства. Она нашептывает Ати всякие глупости, обещая несбыточное, запретное, подмигивает желтым глазом. И манит, манит, манит…

В Черную Заводь.

– Испытание–испытание–испытание, – журчат насмешливо подружки. – Не сможешь, не осилишь, побоишься…

– Испытание–испытание, – вторит им Река.

– Испытание… – злорадно ухмыляется Луна.

– Смогу! – за русалку кричит ее безрассудство.

Вздрагивая от каждого всплеска и пугаясь собственного хвоста, Ати все же плывет вперед – туда, куда и днем не каждый водный житель отважится сунуться. Свет ни луны, ни звезд не проникает сквозь тьму Черной Заводи. Пусто. Тихо. Мертво. Нигде не мелькнет даже мелкая рыбешка, только мрачно колышутся заросли жерухи.

Пение. Ати слышит его даже сквозь толщу воды – грубое, утробное, человеческое. Оно в своей отвратительности притягивает ее. Будто на поводе тащит к берегу, к поющему.

Человек. Фигура скрыта под просторным плащом с капюшоном, только неправдоподобно белые руки иногда выныривают из рукавов, чтобы бросить что–то в жидкость, бурлящую в котле. Дым зеленоватыми клубами стремится к луне.

– Что там? Что там? Что там? – повторяет Ати, подбираясь ближе и ближе.

Непонятно почему и против своей воли ей необходимо узнать, что же варится там, в котле.

Плети жерухи оставляют саднящие полосы на нежной коже, ладони кровоточат, особенно нежная чешуя на животе сдирается об остро–каменное дно.

Это неважно. Ничто неважно. Неважно, неважно, неважно…

Человек вздрагивает, увидев русалку, высунувшуюся из воды. Рука, занесенная над котлом, дергается, и жидкость из крошечной склянки проливается на землю. Мужчина взвывает, в ярости ударом ноги опрокидывает котел. Тягучая масса смачным хлюпом поглощает огонь.