Александр Меньшов - Железом и кровью

С каждым мгновением тьма вокруг становилась всё гуще. И ещё было тихо.

Я неподвижно лежал, даже не пытаясь пошевелиться. В голове не было ни одной мысли: они застыли, словно студень на кухне у Заи.

Еле заметный свет откуда-то справа… Я попытался повернуть хотя бы глаза и увидел в темноте ночи догорающий остов астрального корабля. Огонь, подобно гигантскому прожорливому чудовищу, жадно обгладывал деревянные переборки.

А мне отчего-то было безразлично… Я повернул глаза и в отблесках огня увидел, что из моей куртки торчали длинные оперённые хвостовики боевых стрел. Они пронзили моё тело в восьми местах…

Дышать было тяжело. А тут ещё дождь: он заливал глаза… Я видел, как капли тонкими струйками стекали по древкам стрел.

Меч в руке был страшно холодным. Казалось, что он этим своим холодом просто прожжет в ладони дыру.

Взгляд затуманился и окружающий мир стал каким-то расплывчатым… мутным…

Я не чувствовал своего тела, лишь холод.

Ещё один вздох… Тьма сгустилась и меня куда-то понесло, хотя ощущение было такое, словно я падаю на спину с запрокинутой головой…

И вот снова знакомая мне колона, уходящая вверх и теряющаяся в темноте потолка (если тот тут был). Сотни восковых свечей потрескивали у закопченных образов, растворяя в воздухе благоухание церковной мирры…

Тихо. Очень тихо… Не слышно дождя, не трещат переборки, поглощаемые огнём… Тихо…

Откуда-то послышались шаркающие шаги, глухим эхом отдающиеся в бесконечности залы. Идущий ко мне человек, очевидно был стариком. Это ощущалось по характеру его шагов и полусонному покашливанию.

Я безучастно смотрел на бредущий ко мне белый силуэт. В голове не было никаких мыслей, лишь какая-то бесконечная усталость.

И вот в тесный освещённый круг вошёл малорослый гоблин, закутанный в белую хламиду. В руках у него была огромная железная кружка, в которой что-то гремело и шуршало.

Он подошёл ко мне и с недовольным видом оглядел.

— Ещё один, — буркнул он. — Убери свою железку, — приказал гоблин, кивая на меч. — Она тебе тут не поможет… Идём за мной… Как зовут?

— Бо-о-ор… Бо-о-о-ор… — проговорил я не своим голосом.

Гоблин остановился и удивленно посмотрел на меня, словно пытаясь сказать, отчего я так странно кричу.

— Бо-о-ор…

Тьма расступилась, и я открыл глаза.

Серое утро, иней на траве, потухший костёр с еле тлеющими угольками.

— Бор! — на плечо легла чья-то рука.

— Кто здесь? — полусонно спросил я, присаживаясь.

В глазах у Горяны был испуг.

— Что произошло? — сухо спросил я, всё ещё не в состоянии сообразить, где нахожусь. Сон был настолько реален, что я до сих пор слышал тихое потрескивание горящих свечей у образов, а нос уловил тончайший аромат воска и благовоний.

Горяна открыла было рот, что-то ответить, но так ничего и не родила. Она лишь развела руками.

Тело от неудобной позы затекло. Да и продрогло до мозга костей.

Я встал с земли и поёжился: мышцы задубели и не хотели слушаться. Неудивительно, что во сне мне было так холодно…

Я инстинктивно пощупал себя, ожидая найти дыры от стрел, но с облегчением понял, что это всё мне приснилось.

Восемь стрел… Почему восемь? Может, это воспоминания о восьми ранах полученные в бою с бандой Дедяты Гнильского? Тогда я ведь тоже был одной ногой в чистилище… И тот гоблин… А горящее судно очень напоминает тот корабль с нежитью на безымянном острове.

Горяна наконец обрела голос:

— Ты так странно лежал… Я было испугалась… Извини, если…

Горяна ещё что-то бормотала и пятилась назад. Смотрела она на меня так, словно я был привидением.

Не смотря на то, что солнце ещё не встало, было всё хорошо видно: широкий дол и черный полуголый лес, синеватые вершины гор вокруг которых кружились сизые облака.

Я непослушными пальцами попытался наломать веток и развести костер, чтобы согреться. Тело трусилось, словно в лихорадке.

— Я глядела на тебя, думала, что…

Горяна присела рядом. Её широко распахнутые глаза не моргая смотрели на меня, и сейчас она была похожа на ребёнка, который впервые увидел раздавленную жабу и не понимал, как реагировать на увиденное.

Слабый огонёк осторожно лизнул веточки и тут же спрятался под ними. А через несколько секунд вверх поползли тоненькие струйки дыма. Очень хотелось есть и я вытянул из котомки припасы.

Солнце так и не пробилось из-за туч. Мы наскоро перекусили и стали собираться дальше в дорогу. От еды, а, может, и от того, что я постоянно двигался, стало теплее.

Закончив сборы, я затушил костерок, и мы двинулись на юг.

На очередном привале, мы снова заговорили с Горяной про Умойр. Она вспоминала, как там жила, про своего отца.

— Правда, что говорят, — начал я, — будто на Умойре Верховный Маг из знатной семьи?

— А то! — Горяна нехорошо усмехнулась. — Умойр всегда был сосредоточием старых традиций… Я была свидетелем того, как канийцы там… в общем, к примеру, гибберлингов считают за каких-то забавных говорящих зверушек.

— А эльфов?

— Эльфов? — Горяна попыталась снять обувь, чтобы дать ногам немного «подышать». — Как говорил оружейничий Скряба: «Се народец странный, который нагло использует канийцев в своих подленьких целях». Мой отец с ним постоянно спорил, хотя… порой ему приходилось мириться с подобным мнением.

— Отчего ты так думаешь? — спросил я, оглядываясь. У меня вдруг возникло какое-то непонятное чувство тревоги.

— Он как человек благородного происхождения, да и и в силу своей должности, частенько участвовал в советах да сборищах. Припоминаю, что каждый раз, как приходил с них, то был очень сердит и иногда долго сиживал за столом и молча пил, — глаза Горяны слегка увлажнились. — Однажды вечером, когда я чуть его ругала за это, он вдруг мне сказал, что кончится всё это плачевно.

— Что «это»?

— Не знаю, — Горяна пожала плечами. — Так и сказал: «всё это». Я было спросила, но он не уточнил, а лишь продолжил пить. Мне порою кажется, что он предвидел весь этот… заговор.

Я не успел ничего сказать в ответ, как нас окружили со всех сторон и на поляну вышло человек до десяти. Все они были в пугающих берестяных личинах и вооружены до зубов.

Вышли они спокойно и даже как-то нагловато, словно тем самым говоря, что они парни лихие, и ничего не боятся.

Я видел, как побледнела Горяна, продолжавшая сидеть в одном ботфорте. Но она (стоит отдать ей должное) быстро взяла себя в руки и перехватила инициативу разговора на себя. Я стал играть роль простого охранника, сопровождающего девушку.

Горяна неторопливо натянула на ногу ботфорт, поднялась, пристучала ногой каблук и окинула взглядом бандитов.

— День вам добрый, — начала она.

Я наклонил голову, уставившись в землю. Мысли закружили в стремительном галопе, определяя мои дальнейшие действия.