Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии

«Разбирайтесь сами», — сказал я тогда всем, намереваясь уходить восвояси, но добился тем самым эффекта растревоженного «пчелиного роя».

И вот Бернар говорит:

— Видно, ты очень «понравился» Фролу Яроземному.

— Не понял.

— Он тебя так «расхвалил», что будь я твоим врагом, то, пожалуй, забился бы в дальний угол какой-нибудь норы. И год бы носа не показывал.

— Ты шутишь? — скривился я.

— Почти… Такого «отъявленного головореза»… Это, кстати, слова экспедитора. Так вот, такого «головореза» ему ещё видеть не приходилось. Жестокий, хладнокровный и беспринципный — это те эпитеты, которыми он тебя успел наградить во время свой речи.

— Замечательно, — усмехнулся я. — На хрена такой в походе?

Бернар чуть улыбнулся.

— Не скажу, но Фрол захотел взять тебя в свою команду.

— И что сказали остальные?

— Настоятельница особо возмущалась. Она, оказывается, про тебя ни сном ни духом, а тут такое!.. В общем, большинство выказало удивление, что тебя не схватили до сих пор и не казнили…

— Серьёзно?

— Ну да. Кое-кто припомнил о нападении в Башне Айденуса. Фрол, правда, продемонстрировал высочайший указ о том, что об этом случае в столице уже «позабыли»…

— Так! Очень интересно!..

Признаюсь честно, что чуть позже, я встретился с экспедитором, и после разговора с ним, мне стало ясно, зачем ему и я, и поход к Мен-Хаттону.

— Я ознакомился с бумагами Крюкова, — Фрол откинулся назад. — Он планировал совершить вылазку в Проклятый Храм. Там, по его данным, было немало сокровищ… золота…

Мне не особо понравился тот блеск в глазах экспедитора. Его лицо снова приобрело волчьи очертания.

— Если оно там действительно есть, — начал Фрол делиться своими мыслями, — то было бы неплохо забрать его.

— Зачем?

— Зачем? — брови у экспедитора чуть приподнялись. — Наивный ты, Бор. Такой наивный… А говорят, что…

Фрол не закончил и усмехнулся.

— Пусть это золото, — говорил он, — послужит на благо… Надо же ликвидировать последствия восстания.

Прозвучало это фальшиво.

— Пусть, — кивнул я. — А мне-то что до этого?

— Будешь помогать, — хмыкнул экспедитор. — Ты действительно такой наивный, или притворяешься?

Думается мне, что Фрол и в столицу не сообщал ни о бумагах, ни о корабле Крюкова. Вон как в глазах золото заблестело! То-то его наёмнички, особенно Лузга, такие довольные предстоящим походом, аж со штанов выпрыгивают, «рвутся в бой».

— Моя помощь, — заявил я, — дорого стоит. Учти на будущее.

— Сочтёмся… Думаю, там на всех хватит. С лихвой…

Так-с, интересненько! — я снова отметил нехороший блеск в глазах экспедитора. — С эти надо ухо держать востро. И спину не подставлять.

На этом я посчитал разговор оконченным и вышел вон…

Потом была встреча с командором. (Между прочим, вполне закономерный ход с моей стороны.) Тот неохотно согласился побеседовать (спасибо Фролу за «хвалу» в мою сторону).

— Что тебе? — сухо спросил он, отягощённый насущными проблемами.

Необходимо отметить, что Мен-Хаттон для него был той красной тряпкой, которой машут перед носом рассерженного быка. То, что командор выделял людей, говорило не об его заботе о благе предстоящего дела, а о том, что в нужное время в нужном месте он не преминет воспользоваться данным фактом, чтобы не выбить себе более благоприятного места, чем порт в дикой Сиверии.

— Дайте приказ, чтобы я смог взять харчей да прочей амуниции…

— Зачем? — отрываясь от бумаг, спросил командор.

Ну и наглость, — читалось в его лице.

— Готовлюсь к походу.

— Ты сам идёшь, что ли? Ведь вас целая прорва отправляется…

— Не люблю быть от кого-то зависимым.

Мы встретились взглядами с командором порта. Ему стала подозрительным моя просьба. Не объяснять же ему про Фрола и блеск золота в его глазах.

— Н-да! — после моего заявления он точно уверился в том, что я «головорез ещё тот». — Не любишь быть зависимым… Ну, оно и понятно. Человеку с такой репутацией и «работой» по другому нельзя. Так ведь? — едкая ухмылка растеклась по лицу Зубова. — Видно, верно пишут в святых книгах: «В тёмные времена злу надо противоставить другое зло, чтобы оно само себя истребило»… Проклятый Храм то ещё местечко! Но с тобой бы я, пожалуй, не пошёл ни туда, ни куда ещё.

Но, не смотря на всё сказанное, он дал разрешение.

— Такое на моей памяти впервые, — бурчал старый обозник, отпирая громадный замок склада. — Сам Зубов приказывает такое… Ох-ох-ох! Да кто ж ты: брат или племянник? Заходи, смотри чего надобно.

А мне ничего особого и не требовалось. Сложив в мешок кое-какую провизию, я также набрал наконечников для стрел (свои почти закончились), запасную тетиву для лука, а ещё новое огниво, крепкую бечёвку (локтей пятьдесят), иголку с нитками (свои где-то потерял в Багульниковой пустоши, а пользоваться чужими как-то не удобно) и топор сиверийского типа.

— И всё? — брови старика приподнялись кверху. — Не густо ты, брат…

— А это что? — я кивнул на несколько громадных зелёных бутылей.

— Настойка с Умойра, — нехотя проговорил мне обозник. Он тяжко вздохнул и добавил: — Зубровка.

Я откупорил одну из ёмкостей и втянул носом воздух, ощущая характерный душистый аромат этой лесной травы.

— Крепкая? Отлей-ка мне во флягу…

Вечером я увиделся с Первосветом.

— Иду вместе с вами, — пробасил гигант. — Еле-еле упросил.

— Разве командор не даёт ратников? Я же слышал, что он посылает около трёх десятков…

— Так-то оно так, но меня ведь хотят оставить в этом растреклятом порту. Будь он неладен!

Я понимающе кивнул и отправился в «мастерскую». До самого вечера затачивал свои клинки, доводя их остроту до невозможного. Людишки вокруг хмуро поглядывали на мою персону и у меня вдруг сложилось такое впечатление, что уже все в порту Туманном знают о моём «лихом прошлом».

В голове медленно варились мыслишки. Думалось и о Фроле, и о будущем походе, об опасностях, таящихся в тундре, о нежити, турзах-элементалях, блуждающих огоньках… Потом все мысли заняла Зая… Ждёт меня, поди. А я тут застрял, как… как…

Вдруг перед глазами встала Рута Снегова из Молотовки. Они с Заей такие разные и меж тем…

Стоп! Бор, как тебе в голову вообще могла забрести подобная мысль о сравнении этих двух женщин?

«Домострой», он, конечно, толково обо всём разъясняет. Нарушать его уставы дело паскудное, но вины я не ощутил ни перед Рутой, ни перед своей женой, хотя некая гадкая частичка меня едко заметила: «Сволочь ты, Бор. И предатель!»

И вдруг на меня накатил такой стыд… Так в детстве бывает: сотворил какую-то пакость, и знаешь об этом, и от того становится вдруг неимоверно стыдно. Краснеешь, тупишь взор, молчишь, будто в рот воды набрал…