Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии

Огонёк едва-едва сверкнул где-то впереди слева. До ушей донёсся негромкий шёпот людских голосов.

Так-с! Думается мне, что это свои, из отряда, а не какие-то заблудшие охотники.

Я не стал таиться и намеренно громко приблизился. Но парочка, сидевшая у костра, меня и не слышала, и не видела. Пришлось снова пошуметь.

Люди вскочили и вытянули мечи.

— Стой! Кто там? — гаркнул чуть взволнованный голос того, что помассивней.

— Лузга? Ты?

Человек чуть расслабился, но по-прежнему держал клинок наизготовку. Второй, судя по всему, был Фролом.

— Бор? — осторожно спросил тот.

— Он самый… Вы чего одни? Где остальные?

— Мы отбились от них, — отвечал Лузга. — Ночь, видишь какая…

Я приблизился, демонстрируя дружелюбие. Наёмник убрал меч, а вот Фрол всё ещё хмуро глядел на меня, что-то обдумывая.

У костра лежал ещё один человек. Я его не сразу увидел.

— Помер час назад, — вздохнул Фрол, присаживаясь.

Это был один из наёмников. Я чисто из любопытства глянул на него, а потом тоже присел напротив Лузги, одновременно вытягивая из своей сумки вяленое мясо, и протягивая его товарищам. Видно, они, как отступали, так ничего и не захватили с собой.

Лузга обрадовано потёр руки и вытянул нож. Он ловко нарезал мясо на тонкие кусочки и раздал всем.

— Эх, — чуть усмехнулся он. — К такому блюда да водочки!

Не скажу, что Лузга походил на пьющего человека. Глаза ничуть не водянистые. Руки крепкие, телосложение плотное…

Я вытянул флягу и потряс ей перед глазами.

— Так! — обрадовано потёр руки Лузга.

А Фрол (вот же злопамятный человек) ехидно заметил:

— Неужто мы перешли в разряд «достойных» пить с вами, Бор?

— Не хочешь, не пей. Я не настаиваю.

— Да что вы, как не люди, прямо! — с обидой сказал Лузга. — Что вы взъелись друг на друга?

Я промолчал, Фрол тоже. Лузга выдержал паузу и откуда-то вытянул железную кружку.

— Ладно, забыли, — бросил он. — Наливай.

Я откупорил флягу и плеснул ему в кружку. Фрол поднял голову и странно посмотрел на меня.

— Такого я давно не делал, — вдруг сказал он, намекая на сделанное мне исключение. — Если чем обидел, то прошу прощения.

Я кивнул и ответил тоже:

— Знаю, что мой нрав трудно вытерпеть, но и я приношу свои извинения.

С этими словами протянул флягу экспедитору. Тот сделал мощный глоток и вернул её назад. Лузга тоже одним махом проглотил зубровку и крякнул от удовольствия. Пока они закусывали, я, молча, поблагодарил своего Покровителя за то, что он проявляет милость ко мне, и последовал примеру Фрола — одним мощным глотком залил в желудок добрую порцию настойки.

— Ты был прав, Бор, — заявил экспедитор. — В нашей жизни проходит столько людей… Все они, так или иначе, влияют на нашу судьбу. Если начинаешь думать над этим, то прямо бросает в дрожь.

Фрол тяжело вздохнул и отчего-то посмотрел на мертвого наёмника.

— А конец всё одно один, — сказал он, чуть погодя. — Ты знаешь, а я даже начинаю тебе завидовать, Бор. Всю жизнь мечтал быть независимым ни от кого, а всё приключилось наоборот…

— Позволь вопрос, — начал я. — Что ты хочешь в Проклятом Храме? Зачем туда пошёл? Только ответь честно.

Фрол усмехнулся и посмотрел на флягу. Я снова плеснул в кружку Лузге, а потом протянул флягу экспедитору. Тот снова сделал глоток и вернул её мне.

— Вы с Лузгой ко всему готовы. Один ходит с кружкой, а другой носит флягу с водкой…

— Зубровкой, — поправил наёмник, заливая её в рот.

— Ну да, ну да… А я до сих пор ни к чему в этой жизни не готов. Могу только «потреблять» за счёт других…

Фрол грустно заулыбался. Он сейчас походил на какого-то глупого дурачка.

— Зачем я мне Проклятый Храм? Думаю, Бор, ты итак догадался. Конечно, из-за золота.

Я улыбнулся.

— Не буду скрывать: я много кому должен… И не мало должен, — говорил Фрол. — А если верить записям Крюкова, там, в Пирамиде, столько золота, что я не только со своими долгами разберусь, но и смогу начать жить сызнова.

— Как и все мы, — бросил Лузга.

— А откуда ты, Фрол? — спросил я.

— С Форокса, — неохотно ответил тот. — А ты?

— С Ингоса. Грёнефьел-фьорд. Слыхал?

Экспедитор развёл руками. Мы обернулись к помрачневшему Лузге. Он долго шамкал губами, глядя на костёр, а потом ответил:

— Моего аллода уже нет… Совсем нет… Если вас интересует, зачем мне золото, то я отвечу: на Умойре есть небольшой хуторок — Дубичи. Хочу его выкупить и… Ладно, не тревожьте мне душу, Бор. Лучше наливай!

Я снова откупорил флягу. Лузга стал мрачнее тучи, да и Фрол был не лучше.

Ну что ж, хотя бы честно ответили. А то все эти слова про «благо для Лиги» да им подобные уж слишком пованивали.

Лузга быстро проглотил содержимое своей кружки, но я видел, что внутренняя боль от него не отступала. Тоже касалось и Фрола. Тот уж совсем стал мрачным.

— Мне золото до не надобности, — заявил я.

— Мы так и подумали, — кисло улыбнулся Фрол. — Особенно после слов про «судьбу». Ты, Бор, уж слишком прямолинеен. И честен. Но вполне достоин восхищения… Мы с Лузгой погрязли в своих проблемах, в своём прошлом. А ты свободен. Вот уж кому надо завидовать… Как ты там говорил: «Лишнее отсеется»?

Лузга вдруг протянул кружку с каким-то вызовом, что я сразу понял, зубровка ударила ему по мозгам.

Я ему не нравился, это факт. Вообще не нравился. Тут к гадалке не ходить, думаю, что дело в банальной ревности.

Экспедитор, углублённый в свои мысли, ничего вокруг не замечал. Он сидел, прижавшись спиной к валуну, хмуро глядя прямо перед собой.

Я налил зубровку. Лузга поболтал содержимое кружки и одним махом залил его в рот…

«Бор… Ну и имя, — думалось ему. — Вот пью с ним, а чуть что — зарежет, даже не задумается… Гляди, какие у него злобные глаза. Аж оторопь берёт».

А ведь и сам Лузга когда-то таким был. Точно таким: молодым, сильным, несгибаемым… бесстрашным… злым, в нормальном понимании этого слова.

Но вот уже ему и сорок шесть лет, и, казалось бы, возраст ещё такой, что чувствуешь себя полным сил, а мысли нет-нет, да откатятся к прошлому.

Лузга совсем недавно стал замечать за собой привычку говорить что-то вроде: «Не та уже Кания, ох, не та!» А это говорило только об одном: разум начинал стареть. Тело полно сил, руки-ноги ещё не дрожат, но душа поизносилась. Сильно поизносилась.

А этот Бор хорош! Ох, хорош! Понятно, чего Фрол так к нему «тянется»… тут обижаться не следует. По честному не следует. Во-первых, он и моложе, и сильнее, да и злее, что скрывать. А я уж и жирком оброс. Вот Фрол к нему и тянется.

Северянин снова налил умойрской настойки и уставился своим ясным пронзительным взглядом прямо на Лузгу. Такое ощущение, что он видит насквозь, до самой печёнки.

И снова все трое выпили молча.