Клайв Льюис - Серебряное кресло

Шагах в двадцати от тронов все четверо остановились. Юстас и Джил неловко попытались отвесить поклон (в Экспериментальной школе не учили хорошим манерам), а молодой гигант осторожно поставил Лужехмура на пол, где тот принял что-то вроде сидячей позы. По правде говоря, из-за своих длинных рук и ног сейчас он ужасно походил на огромного паука.

— Валяй, Джил, говори, — прошептал Ерш.

Но во рту у девочки так пересохло, что она не смогла произнести ни слова, и только испуганно мотнула головой. Юстас ужасно разозлился. «Ни ей, ни Лужехмуру ни за что не прощу», — подумал он. Но делать было нечего. Ерш облизал губы и закричал королю великанов:

— С позволения вашего величества, Дама в зеленом приветствует вас. Она сказала, что мы украсим собой ваш осенний пир.

Король и королева обменялись взглядами, кивнули друг другу, и губы их расплылись в улыбке, которая не очень-то понравилась Джил. Король, кажется, был не такой противный, как его супруга. Для великана он даже был хорош собой, со своей кудрявой бородой и орлиным носом. Королева же отличалась кошмарной полнотой: двойным подбородком и жирными напудренными щеками. И обычного-то человека все это не украсит, а в десятикратно увеличенном виде выглядит еще хуже. Тут король облизнулся. Конечно, так любой может сделать. Но язык у него был такой огромный и красный, и высунулся так неожиданно, что Джил вздрогнула.

— Что за славные детки! — сказала королева. («А может, она и ничего» — подумала Джил).

— Очень славные, — поддержал ее король. Добро пожаловать к нашему двору. Позвольте пожать вам руки.

Он протянул свою правую ручищу — чистую, со множеством колец на пальцах и с длиннющими острыми ногтями. Пожать руки он не смог, пришлось сжать им локти.

— А это еще кто? — король указал на Лужехмура.

— Уважако-бродякль, — отвечал тот.

— Ой! — завизжала королева, подбирая юбки. — Какая гадость! Оно живое!

— Да он хороший, ваше величество, честное слово, — заторопился Ерш. — Он вам очень понравится, когда вы познакомитесь поближе. Я уверен.

Надеюсь, вы не утратите интереса к Джил, если я сообщу, что в этот момент она вдруг расплакалась. И ее можно было извинить. Руки, уши и нос только начали оттаивать, по одежде стекала талая вода, весь день она почти ничего не ела и не пила. И ноги у нее ныли так, что трудно было стоять. Во всяком случае, слезы ее оказались кстати.

— Ах, бедненькая, — сказала королева. — Друг мой, почему же мы заставляем гостей стоять! Уведите их побыстрее. Дайте им еды, вина, вымойте в горячих ваннах. Утешьте девочку. Дайте ей леденцов, дайте кукол, дайте лекарств, дайте всего на свете — печенья, копченья, соленья, варенья, игрушек. Не плачь, милочка, а то ты никуда не будешь годиться на пиру.

При словах о куклах и игрушках Джил вознегодовала, как любой из нас сделал бы на ее месте. И хотя конфеты и печенье — тоже в своем роде вещь неплохая — она очень надеялась получить что-нибудь посущественней. Дурацкая речь королевы, однако, возымела отличное действие — тут же подхватив Лужехмура и Юстаса, гигантские лакеи унесли их в комнаты. Фрейлина-великанша сделала то же самое с Джил.

Комната Джил, размером с дом, была бы довольно мрачной, если бы не ревущий в очаге огонь и толстый алый ковер на полу. К тому же в этой комнате дела у девочки сразу пошли на лад. К ней приставили королевскую кормилицу, которая на великанский взгляд была согнувшейся в три погибели старушкой, а на человеческий — великаншей, достаточно маленькой, чтобы войти в обычную комнату, не ударившись головой в потолок. Старушка оказалась очень проворной, хотя Джил предпочла бы поменьше причмокиваний и разговоров вроде «Ути-тюти, какой цветочек», «Ах ты, котичка» и «Теперь все будет ладушки». Наполнив великанскую ванну горячей водой, она помогла Джил забраться в нее. Если вы умеете плавать (а Джил умела) то великанская ванна — отменная штука. И великанские полотенца, при всей их грубости, тоже отличная вещь — такими огромными даже вытираться не нужно, знай катайся по ним перед очагом в свое удовольствие. После купания Джил одели в чистую, теплую, свежую одежду, великоватую, но все-таки человеческую, а не великанскую. «Раз сюда наезжает дама в зеленом, они, наверное, привыкли к гостям нашего размера», — подумала Джил.

Вскоре она убедилась в своей правоте, потому что в комнату принесли стул и стол, явно предназначенные для обычных людей. Ножи и вилки тоже были вполне обыкновенные. Хорошо было сидеть за столом в тепле и чистоте, прикасаясь голыми подошвами к великанскому ковру. Стоя, она утопала в нем чуть ли не до колен. На обед — я полагаю, это можно назвать обедом, хотя было время чаепития — подали луковый суп, запеченную индейку, горячий пудинг, жареные каштаны и множество фруктов.

Раздражала Джил только старая великанша, которая постоянно входила и выходила, принося с собой великанские игрушки — то куклу размером с саму Джил, то деревянную лошадку на колесах, величиной с доброго слона, то барабан, похожий на дирижабль. Игрушки были грубые, игриво раскрашенные, и Джил даже смотреть на них не могла. Несмотря на ее протесты, кормилица продолжала сюсюкать:

— Ну-ну-ну! Очень даже захотим поиграть, когда отдохнем немножко. Баиньки, баиньки… Ах, какой поросеночек!

Джил с наслаждением вытянулась в кровати — не великаньей, но все-таки огромной, какие бывают в старых гостиницах.

— А снег еще идет, няня? — спросила она сквозь сон.

— Нет, лапочка, теперь дождик идет. Дождичек растопит весь этот отвратительный снег, чтобы утром наша деточка могла поиграть на дворе!

Ничего не знаю отвратительней, чем поцелуй великанши. Джил показалось точно так же. Но как бы то ни было, через пять минут она уже спала.

Весь вечер и всю ночь в окна замка стучался дождь, которого Джил не слышала. Она проспала и время ужина, и полночь. Наступил самый глухой час, когда в замке у гигантов не спали только мыши. И тут Джил приснился сон: будто она проснулась в той же самой комнате, увидела потухающий огонь и деревянную лошадь на колесах, которая сама подкатилась по ковру к ее изголовью и превратилась в льва, такого же огромного, как она сама. Лев был сначала игрушечный, а потом стал настоящим. Таким же настоящим, как тот, что повстречался Джил на горе, на краю света. Комнату наполнило немыслимое благоухание. Но девочку мучила непонятная тревога, и у нее по щекам на подушку текли слезы. Аслан велел ей повторять знаки, а она их позабыла. Мысль эта ужаснула Джил. Лев, шумно дыша, осторожно взял ее одними губами и поднес к окну. При ярком свете луны она увидала начертанные на небе слова: ПОДО МНОЙ. Проснувшись утром, Джил совершенно забыла о том, что ей снилось.