Елена Силкина - Ответ на молитву

Карька вздохнула, сказала «ага», отобрала у бабки авоську со словами «давайте понесу», взяла старуху под локоть, дождалась зеленого сигнала светофора и потащила ее через дорогу, медленно, разумеется, потому что бабка еле-еле шаркала разбитыми туфлями.

Когда перешли дорогу, бабка вцепилась обеими руками в рукав Карькиной косухи.

— Доченька, доведи уж до дома, тут недалеко совсем, прости меня, старую.

Вздохнув и проводив глазами третий трамвай, Карька покорно повела бабку дальше, по адресу, который та назвала, к счастью, ничего не перепутав. Затем пришлось подняться на лифте и помочь отпереть входную дверь. Затем… затем Карька просто сбежала, увидев, что по квартире старуха передвигается хоть и медленно, но вполне уверенно и ловко.

А затем почему-то долго не было трамвая. Когда же он пришел, и Карька благополучно в него загрузилась, то через пару остановок выяснилось, что впереди произошло так называемое дорожно-транспортное происшествие, и рельсы перекрыты лежащим на боку автомобилем. Карька вылезла из вагона и пошла пешком, как и многие другие, благо идти уже было относительно недалеко…

Казалось бы, что может произойти на людной улице на протяжении трех трамвайных остановок?

Откуда ни возьмись выскочила собака, средних размеров, неопределенной породы и серо-буро-козявчатого окраса. Она принялась остервенело лаять на Карьку, загораживая дорогу. Карька приостановилась, подумала, потом пошла прямо на собаку, выставив вперед руки в кожаных перчатках с хищно скрюченными пальцами.

«Давай, давай, набросься! У меня оч-чень хорошее настроение, я на тебе отыграюсь, удавлю попросту, пришибу, берцами запинаю!»

Собака, словно услышав эти мысли, внезапно умолкла и быстро куда-то удрала. Карька пошла дальше.

В следующем переулке над кронами деревьев с остатками листвы метались, крича, вороны. При виде Карьки они спустились пониже, а потом одна из них стала пикировать на Карькину голову. Карька испугалась, что ворона может клюнуть в глаз, сорвала с плеча сумку и раскрутила над головой, держа за ремень. Ворона ретировалась на ближайшую нижнюю ветвь дерева, а Карька так и шла дальше некоторое время, крутя сумку над головой. Прохожие оглядывались на нее, потому что на них вороны не нападали.

Что такое? — подумала Карька. Раньше ей ничто не мешало посещать храм, и в храме она чувствовала себя превосходно. Так же, как и в мечети, костеле, синагоге, куда она из любопытства заглядывала. Ей было неприятно только тогда, когда служительницы храма начинали грубить прихожанам и толкать их. Такое она наблюдала несколько раз именно в этом храме.

Церковь стояла на открытом месте, и здесь почти всегда дул сильный ветер. Но сегодня он был особенно порывист, так и норовил сбить с ног. Карька шла с трудом, как против сильного течения. Ворота приближались медленно, но верно. И вот наконец она троекратно перекрестилась и вошла, сперва через ворота во двор, а затем — в двери храма. Внутри было тепло, сумрачно и тихо, и пахло ладаном. Закрывая за собой дверь, Карька увидела в церковном дворе сидящую под скамьей кошку. Кошка только что поймала мышь и теперь играла с нею, отпускала на несколько секунд, давала чуть отбежать, а потом снова прихлопывала лапой. Карька посмотрела на кошку еще немного, а затем закрыла дверь.

Карьке стало спокойно и хорошо, она купила свечки у безмолвной служительницы и прошагала к окну, где висела икона святого Николая-чудотворца. Темный и строгий, вроде бы мрачный лик по мнению Карьки смотрел на нее ласково и, казалось, хотел что-то сказать. Может быть, то, что все будет хорошо. Молитва Карькина оставалась неизменной — пусть Бог и все святые пошлют ей банду байкеров, которая спасет ее от матери и увезет далеко-далеко, к лучшей жизни…

Оглядываясь на свои свечи, Карька медленно выходила из церкви. Поставленные к большому распятию, чудотворной иконе Божьей Матери, иконе Николая-чудотворца, свечи сильно трещали, но горели ярко и ровно. Три рубля, подумала Карька, но отдать их на это дело было необходимо. Она чувствовала себя спокойно и легко и безмятежно улыбалась.

А потом заторопилась, вспомнив, что как раз сегодня — один из дней просмотра работ абитуриентов в Академии живописи Ильи Глазунова.

Свою живопись Карька уже давно хранила не дома. Мать как-то в сердцах выбросила одну из работ на помойку, а Чак, которому однажды приспичило выпить пива, а денег не было, обменял другую у приятеля на бутылку…

Люся Соколова, как правило, сидела дома, она редко куда-нибудь ходила. Тихая девочка, с лицом, густо усеянным крупными прыщами, она всех и всего стеснялась. Карька хранила свои работы у нее, да иногда у нее же и рисовала.

Вдвоем достали с антресоли несколько Карькиных работ, упаковали в одолженную Люсей большую сумку, попили чаю, посидели молча перед дальней дорогой (поездка в центр города — это для Люси было «далеко», а приметы она соблюдала тщательно), и Карька отправилась…

Переулок внутри Садового кольца, старое здание с башенкой, похожей на беседку в античном стиле, темные коридоры, плотно забитые людьми, и картины, картины, картины — просто на полу, прислоненные к стенам. Авторы возвышались статуями возле своих картин или суетились, пытаясь расположить их повыгоднее. Преподаватели проходили мимо работ и высказывали свои комментарии лично каждому претенденту на поступление в Академию.

Ближе ко входу мест возле стен не было, и Карька, высматривая таковое, в конце концов убрела в самый дальний коридор. Она достала то, что полагалось принести: портрет, изображение обнаженной фигуры в полный рост, пейзаж, и еще несколько работ на вольную тему. Рядом с ней начал устраиваться парень, у которого были только пейзажи… На Карькин взгляд, писал он несравнимо лучше нее, но он неожиданно занервничал, глянув на ее работы. Его истеричный вскрик даже заставил окружающих вздрогнуть.

— Подвиньтесь! Не видите, мешает! Разложили на весь коридор!.. Переставьте, говорю! Вон туда!

Он около минуты кричал на Карьку, потом, видя, что она никак не реагирует, только удивленно смотрит, сам схватил ее работы и отнес как можно дальше, благо в конце коридора еще было свободное место.

Один из студентов важно прохаживался вдоль ряда рисунков, заложив руки за спину, пародируя преподавателей. Он издали посверкивал Карьке золотым зубом при усмешке, а когда добрался до ее работ, то поинтересовался, где она взяла такую модель (та-а-акую модель!) и не даст ли ее телефончик. Карька сообщила, что за модель ей платить было нечем, и она просто сама разделась и встала перед зеркалом.

Золотыми у студента оказались все тридцать два зуба, которые мгновенно обнажились в сверкающей ухмылке. Карька очень хмуро посмотрела на него с высоты своего роста, и пародист тут же слинял.