Андрэ Нортон - Звёздные изгнанники

— Да, — медленно сказала она, проглотив свой традиционный кусок, — ты очень похож на нее, хотя и родился на Вуре.

Смоченный кусок хлеба застрял у меня в горле. Я торопливо проглотил его.

— Госпожа поселка, ты говоришь о с’Лорнах — так звали мою мать. — У меня в голове теснилось множество вопросов, но я не мог выбрать среди них самый главный. И только в этот момент понял, как сильно хочется мне узнать о прошлом, о котором я не смел спросить отца.

— Она была сестрой моей сестры. — Родственные отношения, которые имела в виду хозяйка, возникают в результате брака. И для клана они так же близки, как кровное родство. — Моя сестра Хагар Лорн с’Брим, а ее сестра вышла замуж за Мака Терли с’Бана.

Я поклонился:

— Госпожа, прости мое невежество...

— Это не твоя вина, — решительно возразила она. — Все знают, что случилось с Маком Терли с’Баном и какую рану он получил. Эта рана не зажила и сегодня. Разве он не прислал тебя, вместо того чтобы прийти самому? Он не хочет видеть тех, кто знавал его во времена счастья и полной силы его клана. — Она слегка покачала головой. — И тебя он лишил поселка и родственников. Тебе тяжело пришлось?

Снова я встретился с ней взглядом и почувствовал, что меня оценивают. Любая моя мысль, любое чувство перед ней как на ладони, словно записанные на ленте памяти.

Настал мой черед гордо выпрямиться. Возможно, в ее глазах я лишен поселка и родичей, но свое нынешнее положение не променяю ни на какие богатства, землю и добро, которыми с гордостью хвастают жители поселков.

— Я странствующий, госпожа. И мой отец, думаю, мной доволен. Я таков, каким он хотел меня видеть.

— А чего хочешь ты сам?

— Госпожа, думаю, что никем другим я бы не мог быть.

— Что ж, правду говорят, что гара, обученного для охоты, никогда не запрячь в плуг — он погибнет. К тому же, возможно, тебя коснулась Тень...

— Тень! — Даже здесь, за Хальбом, это слово звучит зловеще.

— Тени бывают разными, — ответила она. — Входи, Барт с’Лорн. Теперь, когда мы наконец встретились, позволь узнать тебя получше.

Она провела меня в большой зал, где сидело много людей, занятых своими делами: одна девушка за ткацким станком, другая расчесывала пушистую шерсть маленьких гаров, которых ради этой шерсти выращивают; несколько женщин возились у камина и открытой печи. Все с откровенным любопытством разглядывали меня, и я постарался принять выражение привычной отчужденности, какое бывает у отца. Однако заметил девушку, сидевшую у огня, которая совсем на меня не смотрела. У нее был такой вид, словно она спит с открытыми глазами и способна видеть сквозь стены. Руки ее ничем не были заняты, они лежали на коленях ладонями вниз, верхнее платье у нее было тускло-зеленое, короче тех, что обычно носят женщины, и более приспособлено для далеких путешествий.

Мы миновали эту девушку и прошли в дальний конец комнаты, где стояли два мягких кресла. В одно из них села хозяйка, пригласив меня сесть в другое. И сразу начала расспрашивать. И так властно звучал ее голос, что я отвечал не из вежливости, про себя негодуя за это вторжение в мою жизнь, а так, словно она действительно моя кровная родня и имеет право заботиться и знать обо мне все.

Хотя поселок далеко от Портсити, она явно многое знала и предпочитала тот же образ жизни, который ценил и мой отец. Она расспрашивала и о нем, где мы побывали и что делали.

Вначале я пытался уйти от прямых ответов, полагая, что наши заботы ее не касаются. Но она подчеркнуто сказала:

— Он не послал бы тебя ко мне, Барт, ко мне, единственной на всей планете, если бы не хотел, чтобы я это знала. Он с прошлых времен знает мой характер и что движет мной так же, как им, сделав его человеком без корней и крыши. Я тоже из Мунго-Тауна — хотя когда пришла Тень, меня там не было.

Она многим меня удивила, но это было сильнее всего. За всю жизнь я не встретил ни одного, кроме нас, человека из этого проклятого места.

— Тень убила всех. — Лицо ее стало таким же мрачным и заострившимся, каким бывает у отца, хотя у этой женщины круглые щеки и подбородок. — Выжил лишь ты один... Почему?..

— Не один, — поправил я. — Еще мой отец.

Она покачала головой:

— В ту ночь он был в путешествии. Вернулся и увидел тебя. Ты лежал в кровати, не плакал, как будто спал с открытыми глазами. Так происходило повсюду. Всегда выживал ребенок — иногда более взрослый, но к нему никогда не возвращается память. Расскажи, что ты можешь вспомнить — самое первое твое воспоминание!

Требование было резким. Такого даже отец никогда не делал — может, не хотел или не смел.

Я всегда знал, что в тот момент, когда пришла Тень, его в городе не было.

Что я помню? Если бы она не застала меня врасплох, я не стал бы автоматически выполнять ее приказ. Но тут постарался углубиться в прошлое. Я слышал, как мужчины и женщины хвастают, что помнят то или другое из того времени, когда ползали на четвереньках или их носили на руках. Но что помню я?

Я закрыл глаза: воспоминания приходят ко мне так, словно я смотрю фильм или просматриваю свою внутреннюю ленту записей. Что же я вижу?

Над головой жаркое солнце. Я чувствую его. Земля покачивается вверх и вниз, потому что я сижу на широкой спине животного. Животное мирно бредет, временами срывая ветку с кустов по обе стороны, если куст достаточно высок, чтобы не наклонять голову. Руками я вцепился в густую шерсть тара и смотрю на его рога. Животное вьючное, оно впряжено в упряжку рядом с другим, которое тоже время от времени своими мягкими подвижными губами хватает лист или ветку.

Передо мной ярмо — такое, с каким я впоследствии часто управлялся. И вот я еду под солнцем, и, хоть оно жжет мне плечи и голову, мне холодно, и я дрожу. И мне страшно. Но как ни стараюсь, не могу вспомнить, что меня испугало. Сознание словно отшатывается от этого воспоминания.

Рядом с гаром появляется человек, такой высокий, что даже сравнение с большим животным не делает его меньше или слабее. Он снимает меня со спины тара, словно понимает, какой страх гложет меня. Прижимает к себе, так что я могу положить голову ему на плечо и прижаться лицом. И я отчаянно цепляюсь за него.

Я усиленно стараюсь вспомнить, проникнуть в прошлое, но это — мое первое воспоминание. Мне пять лет, и это моя первая поездка. А за этим — пустота.

Я даже не сознавал, что вслух описываю возникшую в сознании картину, пока не услышал, что у женщины рядом со мной перехватило дыхание:

— Ничего раньше этого? Ничего... о ней?

Неужели я снова дрожу? Я не знал. Неожиданно по другую сторону рядом со мной оказался кто-то, мне в руку вложили кубок, и я поднял его, словно отражая удар.

— Пей, — произнес негромкий голос, и я почувствовал то особое состояние спокойствия, которое могут внушить только целительницы.