Андрей Кедрин - Художники смерти

Выбравшись из сплетения проселков на трассу, мы проехали по шоссе с десяток километров и свернули к стоявшему у обочины джипу неизвестной мне модели. Оттуда сразу же вышли двое, сели в нашу «Ниву» и погнали машину дальше. Мы же с большим комфортом разместились на заднем сидении иномарки. Манера менять транспортные средства становилась привычной. Но человек, сидящий рядом с водителем, был не простым обеспеченцем.

Серж и раньше внушал некоторый трепет — особенно после того, как я узнал, что Ира — его дочь. Сейчас же, учитывая ситуацию, я готов был запаниковать. Спокойный взгляд магистра мог предвещать всевозможные неприятности — или ничего. Моя напарница чувствовала себя примерно также — когда глаза отца и дочери встретились, она испуганно замерла на сидении.

Из-за горизонта выпорхнула стайка мотоциклистов — с полдюжины наездников и прожужжала в сторону поселка. Только тогда джип тронулся. Невесть откуда взявшиеся еще пять байкеров пристроились сзади. Через несколько километров другой джип — копия нашего, вылетел из-за холма, в то время как вы свернули к небольшому кемпингу. Кортеж продолжил движение, а наш автомобиль, не снижая скорости, подлетел к припаркованному возле дорожного кафе фургону. Из стального нутра выполз трап, по которому мы и въехали туда.

Выходить пришлось через багажное отделение — открыть боковые двери оказалось сложно. Протиснувшись между стенкой и корпусом автомобиля, мы оказались у небольшой двери. Серж по-хозяйски, повернул ручку и распахнул ее, приглашая нас жестом последовать за ним. Оказалось, что половину фургона нанимает вполне приличная передвижная дача. Сейчас, правда, вместо автотуристов в креслах сидели два знакомых мне магистра. Серж занял третье место, а нам пришлось устраиваться напротив начальства.

— Процедура вам знакома? Старайтесь максимально точно формулировать ответы, поскольку насильственное вторжение в память окажется болезненным. — Голос подал тот самый магистр, что отправил меня в нокдаун за подглядывание.

Вторжение всегда неприятно, кто бы и с какой целью его не совершал. Нам же пришлось не только описывать события, но и прокручивать воспоминания и мысли на тот момент, ища сбои и ошибки. Процедура, как и любой хороший допрос, заняла несколько часов, за которые мы снова пережили двое суток самостоятельных действий. Когда фургон затормозил, магистры кивнули друг другу и разом поднялись.

— Вы действовали удовлетворительно, с учетом ситуации. Ряд ошибок объясним отсутствием должного опыта. — Серж произнес это с достаточно суровым видом, но в конце все же позволил себе улыбнуться. — Теперь отдыхайте. Заслужили.

… Серые волны ковыльной степи шумят под ногами. Я иду по бескрайней равнине сегодня — впервые за последний год. Я одинок, как и прежде. Это бодрствуя мы можем жить в мире красок, следить и впитывать. Мы даже порой тешим себя иллюзиями, думая, что рядом с нами есть те, кого можно назвать нашими половинками, наши спутники. В благополучии и благодушии мы тешим себя надеждой, что они придут нам на помощь, если появится необходимость или просто выслушают нас, когда нам будет плохо. Но, закрывая глаза, мы все равно остаемся только с собой. А еще — со своими видениями, страхами и надеждами.

Эта степь не изменилась, и ветер не стал тише, лишь небо потемнело от грозовых туч, накатывающих, вопреки законов природы, со всех сторон света. Шаг становится все быстрее, я знаю, что сейчас разразится гроза и стараюсь скорее скользнуть вниз, ко дну оврага. Только делаю это чересчур поспешно, а поэтому теряю опору и начинаю падать.

Вместо плавного скольжения, под первыми каплями дождя и в беззвучных вспышках молний я скатываюсь по склону. Стебли обжигают руки, цепляют за одежду, разворачивая тело вдоль оврага… мелькают стены и, наконец, колют грудь жесткие веточки. Я поднимаюсь на ноги — как же знакомо это место и все, что происходит в нем! Но теперь я оглядываюсь, еще не понимая, зачем, ведь не было раньше желания обследовать овраг…

Слева поросшие травой стены терялись вдали. Справа же от меня, рядом, в нескольких шагах, сидел нарушитель одиночества. Присутствие старой знакомой почему-то не удивило — наверное, я уже не в первый раз искал ее, пусть и не давая себе в этом отчета. Ольга сидела прямо на земле, аккуратно подобрав ноги. Редкие капли дождя, долетавшие сюда, блестели в ее волосах, но ветер не беспокоил ее. Девушка осторожно проводила ладонями по макушкам ковыля, наблюдая за тем, как стебли покорно пригибаются, а затем вновь встают, как ни в чем ни бывало. Она ласкала степь, словно ручного котенка и грустила вместе с ней, но думала о своем.

Она чуть изменилась со времени нашей последней встречи — или мне так показалось. Но в поведении девушки появилась странная неторопливость. Раньше она была деятельной и энергичной, а здесь, на дне оврага вдруг неспешно созерцала мир. Первое существо, появившееся в моем сне — единственный человек, который знал о нем. Я замер на некоторое время, чувствуя, как с толчком сердца где-то там, в груди, рождается тонкий, как струна и такой же безжалостно режущий страх. Страх за то, что этот безлюдный выверт сознания — единственное место, где я могу увидеть ее. Лишь только в этот момент, трогая чувства, отстраняясь от них, отмахиваясь от догадок, я начал понимать, что ее присутствие невероятно важно, и нужно мне, больше никому.

Ковыль потянулся за ногами, эта преграда не могла надолго задержать меня — легкие щелчки разорванных стеблей, все, что смогла ответить степь. Вот она рядом, прервала свое занятие и подняла глаза. Слезы высохли за прошедшие месяцы, лишь кусочки грусти по-прежнему лежали где-то в глубине их. Ольга улыбнулась — как в день нашей встречи, чуть виновато и в тоже время с непонятным коварством.

— До некоторых женщин нам необходимо подняться, а до других — опуститься…

— Ты не спустился, скорее, навернулся с небес. Хотя на такой намек стоило бы обидеться. Опустился он, видите ли, скажи еще «снизошел». — Девушка улыбнулась шире.

— Скажи, как…? Я надеюсь, ты не…? — Бессвязные вопросы были понятны ей, как и страх, подкравшийся ко мне. За него, которого можно принять за малодушие, мелькнула радость в глазах.

— Нет, я жива — до меня пока нет дела нашим друзьям. А вот у тебя, судя по всему, далеко не все в порядке. Расскажи, что случилось? — Операция по уничтожению браконьера, завершившаяся удачно для нас, ее встревожила. — Я чувствовала, что тебе грозит опасность, и хорошо, что вас вытащили оттуда… Ну да ладно, расскажи еще. Ты стал сильнее?

— Наверное… Смотря что понимать под силой. Знаешь, еще перед операцией я начал думать о том, что любой вампир, пусть даже трижды магистр, по-своему слаб. И все дело как раз в организации, в том, что любой из нас вынужден следовать четким правилам, теряя собственную личность также, как и любой из людей…