Андрей Кедрин - Художники смерти

— Не сходится… — Ира встрепенулась при моих словах.

— Ты о чем? — В ответ я показал на карандашные линии, пересекающие район. Одна пересекала самый большой кружок, вторая уходила в сторону от него, под углом десять — пятнадцать градусов. Спутница это заметила.

— Они все равно пересекаются? Где?

— А нигде… тут написано… Хм? — я искал в списке условных обозначений расшифровку квадратиков, лежавших россыпью в области пересечения линий. — Памятники архитектуры… Монастырь? — Обгоняя друг друга, мы ринулись к машине.

Серж внимательно выслушал мой рапорт, попросил подождать, пока он наведет справки о месте, на которое мы указали. Через десять минут телефон зазвонил.

— Как мне рассказали, в развалинах монастыря недавно поселилась некая община — человек двадцать. Чем они занимаются, их верования никому не известны. Поэтому будем рассчитывать на худшее. Я отправил туда всех сотрудников из райцентра, они разведают, что к чему. Вам же стоит проверить третью точку — вдруг найдется что-нибудь интересное. — Услышав приказ, Ира слегка фыркнула, но промолчала. Я же обрадовался заданию — внутри словно продолжали выть баньши, умоляя держаться как можно дальше от развалин монастыря.

Нам предстояло одолеть около сорока километров по проселку до следующего пункта — второго по величине села в районе. Там располагался приход загадочного священника, утешавшего родственников жертв браконьера. Это предвещало сложности, но я надеялся, что наше недолгое пребывание останется незамеченным.

Тучи сгущались не только на душе — через пару часов после нашей беседы с руководством начал накрапывать дождь. Едкая сырость поползла в кабину, цепляя холодом затекшие ноги. Осень все настойчивее напоминала о себе — самое время сидеть в тепле, ожидая первых заморозков, очищающих воздух от слякоти и скрепляющих дороги. Но такой роскоши мы себе позволить не могли а поэтому пробирались вперед, прогоняя мурашки. Ира поежилась, потом, перегнувшись через спинку сиденья, пошарила по полу в поисках сумки с одеждой.

— Я возьму твой свитер ненадолго? — Учитывая разницу в росте, он должен был сойти за платье. Представив это зрелище, я чуть улыбнулся, и кивнул. Но Ира лишь укуталась в складки толстой шерстяной ткани, так, чтобы в любой момент иметь возможность воспользоваться арсеналом, находившимся в ее разгрузке.

Пробуксовывая в глинистых канавах, мы ехали к пункту нашего назначения. По ходу я пытался нарисовать план дальнейших действий — точнее, их последовательность. Вычислить, куда несли последнюю жертву, и проследить маршрут браконьера было задачей «номер раз». Однако что-то подсказывало мне, что беседа со священником не менее важна для нас. Решив, наконец, что Следопытов специально учат доверять интуиции, я притормозил перед въездом в поселок.

— Разделимся ненадолго, хорошо? — Ира отбросила свитер и недоуменно распахнула глаза.

— Что ты придумал? — Охотница была недовольна таким решением. Толи ей просто было скучно одной, толи она чего-то побаивалась.

— Я навещу священника — с ним лучше поговорить одному. А тебя попрошу последить, чтобы никто нам не помешал… и не благословил меня дубиной по затылку. Церквушка тут недалеко — поэтому я дойду пешком. А ты, чуть погодя, оставь машину и двигайся туда же. — План ей не понравился, это было заметно по нахмуренному лицу, но возражать Ира не стала.

Церквушка была новодельной — возведенной во времена тотального уверования, или точнее, снятия запретов на веру. Модное увлечение прошло, через храмы прошли миллионы, остались в них единицы. Чего искали они — забвения, утешения или помощи? Для каждого был и есть свой ответ, мне сейчас безразличный. Калитка распахнулась бесшумно — за петлями здесь следили, под ногами хрустнул гравий дорожки. Здесь, в церковном дворе уже отчетливо слышался особый дух этого места. Храм строили добровольцы — стены хранили их улыбки, надежду и мольбу, их заботу и радость. Наверное, все это и называется «намоленностью» места? В любом случае, здание отличалось от его братьев, слепленных матерящимися бригадами строителей. Вампир это чувствовал, а вот некоторые служители и большинство прихожан — нет.

«Храмы сегодня, слава Богу, как грибы растут», — сказал мне однажды один из таких добровольцев. Этот человек пришел на такую же вот стройку невесть откуда — он так и не рассказал мне, молодому репортеру о предыдущей своей жизни. Для него не существовало прошлого было только одно, божье дело. Он был доволен свои смирением и описывал свою жизнь как высочайшее достижение: «Мы живем почти в роскоши, несмотря на смиренное дело — можно предаваться чревоугодию, ведь хотя и постная пища, но она имеется у нас в избытке». Что же, кому-то миска пшенной каши — достижение, а кто-то может утешиться лишь живой добычей. Но все равно, что-то особое было в таких местах, на стройках, а потом и в зданиях, которые возводились простыми и наивными людьми.

Я вспомнил собратьев, которые пытались охотиться в церквах, видя там лишь скопление народа. Некоторые гибли сразу же, другие, напротив, за две-три вылазки обретали невероятную силу. Секрет их успеха так и остался тайной, а доля неудач была настолько высокой, что корпорация и не решилась на масштабную проверку этих наблюдений, не говоря уже о выработке системного подхода к явлению.

Коричневая тропинка привела меня к дому священника, служившего здесь и выполнявшего непонятное поручение в ином месте. Задержавшись у крыльца, я осторожно и медленно втянул в себя холодный осенний воздух. Капли дождя шлепали по плечам, вода пропитывала волосы, но эти ощущения вдруг сжались и пропали. Забыв о них, я сосредоточился на внутреннем зрении и в дрожащем, как от летнего марева, воздухе, прикрыв глаза, искал следы людей.

Как же похожи на нас опричники — не внешне, но своей манерой держаться. Они были здесь, двое бойцов. Их тяжелые, вдавливающие и попирающие землю эфирные пятна еще витали во дворе. А потом я увидел еще одну, словно сверкающую дорожку. Присутствие незнакомого мне, но невероятного в своей чистоте существа ослепило на мгновение, подобно свежевыпавшему снегу под ярким солнцем. Тепло и нежность, ласка и трогательная забота — все, что только существует в непорочной душе, лежало здесь, под ногами, так небрежно и легко расточаемое в пространство. Постояв еще немного, словно под легкими лучами весеннего солнца, я стряхнул оцепенение и, постучав, толкнул дверь.

Лоскутные половики в сенях, цветы в аккуратных горшочках — все это я отмечал мимоходом, словно обрастая по пути невидимыми колючками. Внутри дома притаились враги, и кто-то невероятный — но это существо не должно остановить меня — иначе опричники победят. Нужно расстегнуть кобуру, осторожно прижать нож так, чтобы он вдруг не выпал из рукава, и преодолеть несколько метров до двери в горницу.