Елена Асеева - Сквозь Пекло

Святозар вспомнил безобразные дворцы, и почему-то порадовался тому, что у воеводы, и дверь, и решетки на окнах деревянные, а не как у Пана выкованные из железа двери, а на окнах вместо стекол бурая материя пренеприятная на вид.

— Джюли, — окликнул душу наследник, немного погодя. — А откуда ты, знаешь, что стены те крепкие и мощные? Ты же все время стоишь возле этого камня?

— Нет… я стою здесь не все время, иногда меня, дасуни заставляют работать во дворцах… Правда, об этом никто не должен знать, ни Чернобог, ни Пан, ни воевода… особенно воевода…,- тихо ответил Джюли и с еще большим усердие застучал палкой по камню. Он некоторое время хранил молчание, а затем шепнул, — дасуни идут… еду тебе несут…

Услышав про идущих к нему дасуней, наследник приподнялся и сел, опершись спиной о стену. Мгновение же спустя перед решеткой появились дасуни. Их было трое, тот который шел первым на большом прямоугольном блюде нес еду, укрытую черным длинным утиральником. Когда он подошел к решетке, и, остановившись, глянул на Джюли, то тут же замер, уставившись на руки души и крепко сжимаемую лазурную палку. Этот дасунь был с черными, густыми беспорядочно торчащими в разные стороны волосами, без бороды и усов. Кроваво-красные, злые глаза, узкий, вдавленный лоб, и густые, черные брови, нависающие над очами, впалые, точно втянутые в рот, щеки, а вместо носа две глубокие дыры. У дасуня был выставлен вперед и слегка перекошен подбородок, отчего рот его изогнулся дугой, а слева, и вообще губы не смыкались. Дасунь молча, взирал на Джюли, и внезапно, что-то громко зашипел двум другим служкам, которые с таким же злобным любопытством рассматривали руки и палку Джюли. Лишь только дасунь с блюдом зашипел, как те двое служек подскочили к Джюли и резко дернули его на себя, да принялись разглядывать фиолетовые руки и лазурную палку, которую он крепко сжимал в ладонях, боясь, что ее сейчас отберут. Один из дасуней протянул палец и дотронулся до палки, но тут же порывчато отдернул, гулко зашипел и принялся дуть на него. Они грубо толкнули Джюли к валуну, глянули на дасуня с блюдом. Тот вновь, что-то прошипел, да так яростно, что во все стороны изо рта его полетели слюни, и тогда служки принялись маленьким, черным, загнутым, словно крюк ключом, открывать решетку. Святозар сидел и смотрел, как дасуни тяжело скрипя, приоткрыли решетку, а тот, что с блюдом вошел вовнутрь, поставил его на покрывало возле входа. Дасунь неторопливо поднял с блюдо утиральник, и, собрав полный рот бурых слюней, злобно глянув на наследника, плюнул прямо на еду и громко зашипев, засмеялся. Но не успел он развернуться и выйти из темницы, как Святозар, несмотря на боль во всем теле и ноге вскочил с подушки. Он стремительно шагнул к выходу, оперся на здоровую ногу, а больной размахнулся и со всей силы пнул блюдо с едой, при этом громко закричав:

— Забери с собой, подлое змеиное племя, свою еду со своими слюнями.

Лишь нога наследника толкнула вперед блюдо, которое зазвенев, полетело в выходящего из темницы дасуня и стукнуло его по ногам, как тот завизжал, словно поросенок. Служка суматошливо подпрыгнул кверху, а приземлившись на землю, кинулся бежать в ту сторону откуда пришел, на ходу продолжая визжать и подсигивать. Святозар сделал вперед еще один шаг, намереваясь выскочить из темницы следом, но держащие решетку дасуни, увидев его движение, резко закрыли дверь. И пока наследник протягивал руки к прутьям решетки, также быстро ее замкнули, и вытащив ключ, побежали следом за своим собратом.

Наследник оперся рукой о стену и осторожно опустился на покрывало, он привалился спиной к стене и улыбнулся, вспоминая, как визжал дасунь, и как быстро улепетывал из темницы. И еще он подумал о том, что в следующий раз, когда придут служки, надо будет заранее подготовиться, и выскочить из темницы, а там в проходе, уже воспользоваться магией, и может быть успеть добежать до ворот… Ну, а если нет, если не успеет он добежать… значит, так тому и быть… ведь, в самом деле не сидеть же здесь в темнице, вечно, как Велес…

Через некоторое время Святозар почувствовал, как вновь заломила нога, заболело все растерзанное тело, и озноб с новой силой начал сотрясать его. Он положил подушку под голову, и согнул в колене больную ногу, да провел пальцами по ране, оттуда не просто сочилась кровь, а текла потоком. Наследник прошептал заговор, но гасившая светлую магию темница, не давала остановить кровь, и когда перед глазами поплыл какой-то густой серо — красный туман, он перестал противиться, закрыл глаза и забылся тяжелым сном.

Но не успел Святозар, как ему показалось, закрыть глаза и забыться сном, как в тот же миг пробудился, потому что ощутил тяжелую поступь воеводы и прозвучавший громкий голос: «Человек, затвори очи!» Святозар сильней сомкнул еще не открытые глаза, и, приподнявшись, сел, и так как его сотрясал озноб и болели раны, да во всем теле чувствовалась слабость, он оперся спиной о стену темницы. Наследник слышал, как подошел Вий и встал напротив решетки, как зашипели кругом него дасуни и принялись подымать блюдо и разлетевшуюся еду.

— Отворите решетку, — пробасил воевода. — Маргаст помажь ему ногу, погляди как оттуда течет кровь… Помажь и завяжи ее чем-нибудь, да пошепчи… чего ты там шепчешь… али шипишь…

Тяжело скрипя отворилась дверь темницы и вовнутрь зашел Маргаст. Он подошел к Святозару, опустился подле и погодя наследник услышал, как прерывисто тот задышал, да словно зашипел. Маргаст осторожно принялся вытирать рану какой-то мягкой тканью, и дюже тихо пропищал:

— Ваша мудреность, человек, очень холоден… очень…

— А…а…а… — застонал Святозар, и, протянув руку, сказал, — дай, я сам.

— Нет, — громко и грубо заметил Вий. — Это сделает Маргаст… а ты, мне лучше ответь, человек… Зачем ты пнул еду, зачем снял наказание с души этого подлого существа, что века долбит камень, возле твоей темницы?.. Сам Радогост, сын Бога Коляды повелел вечно ему жить в Пекле и долбить этот камень… А ты, что натворил, осветил его палку, дар Радогоста, снял черноту с его рук… Что ты натворил, и кто тебе это позволил, человек?

— Я, воевода, ни у кого и не спрашивал позволения, — морщась от боли, ответил Святозар. — Но я все же думаю, у души человеческой обязательно должна быть надежда на исправление.

— Ты, что Бог, что ли? — гневно проронил воевода. — Бог, ты, чтобы решать, кто может исправиться и кому можно дать надежду.

— Нет, воевода, — отрицательно замотал головой наследник. — Я, как видишь не Бог, а человек… смертный, простой человек… который не может спокойно взирать на чьи бы то ни было мученья.

— Не можешь взирать, закрой глаза, — уже более мягко произнес Вий и переступил с ноги на ногу так, что под наследником заходил ходуном пол. — Эта душа при жизни в Яви была злой, жадной, жестокой, она предала Богов… кстати, твоих Богов человек. Она убивала и пожирала все светлое, что есть в Яви, и она не достойна иметь надежду… Ты очень, светлый и чистый человек, и ты, не должен судить об этих душах по своим душевным качествам… потому, как жалость и любовь в твоей душе простит то, что прощать нельзя. Ты, не должен помогать этой душе, и не только этой. Все, кто здесь находятся, заслужили своей грязной и жестокой жизнью — эти наказания… И ты, не должен вмешиваться в эти дела… а то иначе мне не удастся тебя защитить от Чернобога. Ты, слышишь, что я говорю человек?