Елена Асеева - Сквозь Пекло

Святозар почувствовал, как разболелась рана на левой руке, а это значит, что за ним наблюдал Чернобог. И нежданно ему так захотелось сделать, что-то противное желаниям повелителя тьмы…что- то, что не входит в его намерение. И тогда наследник насмешливо выкрикнул в лицо Пана, точно призывая его к бою:

— О, значит, я не ошибся, насчет тебя и Ерку, сразу видно, каков творец, таково и создание. Уродливый, злобный глупец — творец, и такое же уродливое, злобное, глупое создание. И всем кому ты подсказывал, всем кому шептал, все плохо закончили, что Ерку, что Нук… Глупый, ты, козлоподобный дурашман. И чего ты, тут встал, чего на меня уставился… ты думаешь, я тебя боюсь? Да, нисколечко, я тебя не боюсь… и никогда не боялся, ни тебя, ни твое творение Ерку, ни твоего колдуна Нука.

— Ах, ты… — с ненавистью в голосе выкрикнул Пан и подскочил к решетке вплотную.

— Пан, — внезапно услышал наследник высокий с хрипотцой голос. — Пан, остановись. Отойди от решетки.

Святозар повернул направо голову и посмотрел на того, кто повелевал Пану. Со стороны дворца Чернобога весьма быстро шел высокий, худой дасунь. У этого дасуня была белая кожа лица, белые, до плеч прямые волосы, узкий лоб, тонкий, изогнутый нос, густые, белые, словно обсыпанные снегом брови и такие же белые губы, глаза у дасуня зрились необычайно глубокими и ярко-красного цвета. Он был одет в длинное, серое одеяние, и опоясан широким черным поясом, на котором висело с десяток черных кривых крючков. Дасунь подошел вплотную к сыну воеводы, и, протянув свою белую руку с длинными пальцами, на которых вместо ногтей были красно-черные наросты, дотронулся до плеча Пана и сказал:

— Пан не трогай, человека. Отойди от темницы.

— Ты мне не повелитель Босоркун, ты мне не повелитель, — громко прорычал Пан и затрясся в бессильной злобе.

— Меня прислал господь Чернобог, твой властитель и повелитель, — захрипел Босоркун. — Он велел тебе убираться вон от темницы человека и не сметь его трогать, не сметь к нему прикасаться…

— Я его не трогал…,- ответил Пан. — Но я бы очень хотел, очень хотел разорвать его кожу на части.

— Ишь ты, смелый какой, — гневно отозвался Святозар. — Смелый там, за этой решеткой, с посохом в руках, которым ты бьешь слабые, погрязшие в трусости, золоте и злобе души. — Наследник схватился руками за прутья решетки, и, тряханув дверь, громко добавил, — меч бы мне мой. И я бы отправил, сейчас же бы отправил, твою такую же жалкую и трусливую душу, туда куда отправил душу Ерку.

Пан еще сильней затрясся, поднял посох и потряс им в воздухе.

— Не смей, дотрагиваться до человека, — все таким же ровным голосом, заметил Босоркун. — Господь все видит, он сейчас тут… Пан не избежать тебе наказания… — Босоркун внезапно передернул плечами и чуть тише досказал, — иди он зовет тебя… Не избежать наказания тому, кто ослушается господа Чернобога.

— Я его не трогал, не трогал… Я только пугал, — тяжело переводя дух, откликнулся Пан и стал испуганно озираться. — Только пугал…

— Хе, — как-то неопределенно, усмехнувшись своими белыми губами, произнес Босоркун. — Разве он тебя убоится… видел бы ты, как он справился с Черномором… Как он бился с Сатэгой, за которым я был приставлен следить… Он никого не боится, даже своих Богов… У него там внутри, другое, не то, что у нас… Иди, Пан, не испытывай терпение Чернобога, я тебе советую.

Пан развернулся, злобно глянув напоследок на Святозара и Босоркуна и топнув своим копытом, быстро пошел в сторону дворца Чернобога, а следом за ним низко склонив свои головы, побежали его дасуни.

Босоркун проследил за Паном, а потом перевел взгляд и зыркнул пристально на Святозара.

— Чего, — недовольно выкрикнул наследник, глянув в красные глаза демона. — Чего?

— Не стоит связываться тебе, человек с Паном, — ровным, хрипящим голосом проронил Босоркун. — Зачем еще испытывать боль? Это не надо ни тебе, ни моему повелителю Чернобогу… Ты, должен быть сильным и здоровым… За то время, что ты провел в Пекле, ты, и так испытал много боли… не стоит еще искать ее.

— Забыл я тебя спросить, что мне надо искать, а чего не надо, — раздраженным голосом, откликнулся наследник, и, почувствовав острую боль в левой руке, отпустил решетку, да тотчас правой ладонью потер место раны. — Ты забыл, демон, я ни тебе, ни твоему Чернобогу не подчиняюсь, и можешь ему передать от меня, что его повеленья и намеренья, я исполнять не буду… Зря он меня тут лелеял и лечил…

Босоркун внимательно смотрел на наследника, его белые уголки губ изогнулись, и со стороны казалось, что он улыбается. Он перевел взгляд на больную левую руку, которую наследник не сильно тер, и все тем же высоким, хрипящим и ровным голосом, пояснил:

— Мне не хочется тебя расстраивать, человек, но ты, все равно выполнишь то, что желает Чернобог… Потому как это он — Господь и владыка Севера, позволил тебе сюда войти и позволил пройти тот путь, который желали, чтобы ты прошел, Боги.

— Что? — переспросил наследник, глядя прямо в глаза демона. — Что ты хочешь сказать, а Босоркун? Про какой путь ты говоришь? Чего вы все тут туман напускаете… Ну, ну, давай, договаривай… Чего от меня нужно Чернобогу?

— Нужно… — Повторил слово Босоркун, и, глянув на наследника так, точно хотел заглянуть в его душу, заметил, — это нужно господу Чернобогу, ты, прав… — Демон немного помолчал, передернул плечами и добавил, — а тебе велено передать, чтобы ты, не связывался с Паном… Время на исходе и ты должен быть силен… Достаточно боли… достаточно… Боль изматывает и делает слабым, ты же должен быть сильным и ты не должен гневаться, ведь гнев, это дар Чернобога.

— Есть праведный гнев, — подняв голову и распрямив спину, гордо заявил Святозар. — Гнев который ведет ратника на поле битвы, сражаться за свою землю, свой народ, свою веру и Богов! Гнев, который дарует нам, наш великий Бог войны и битв, громовержец Перун! И говорили мы ему:

Святозар видел, как от слов великого восурского сказа про Бога Перуна, на миг покрылась вся кожа на лице демона тончайшими морщинками, и стал он похож на древнего, высохшего и сморщенного старика. Видел Святозар, как наполнились его глаза красным сиянием, точно желая подчинить, покорить себе его душу. И тогда еще громче, еще торжественнее пропел Святозар: