Роберт Джордан - Память Света

Трон не только подчёркивал её величие, но также создавал иллюзию неподвижности. Убийцы решат, что в церемониальных шёлковых одеждах, спереди ниспадающих складками до самой земли, она не способна двигаться быстро, поэтому для них будет сюрпризом, когда лёгким движением запястья она освободится от верхних одеяний.

— Он изменился, Величайшая, — обратился к ней Беслан. — И в то же время нет. Я больше не понимаю, что он из себя представляет.

— Он то, что послало нам Колесо, — ответила Фортуона. — Ты уже обдумал свои дальнейшие действия?

Беслан продолжал неподвижно смотреть вперёд. Он был импульсивен, часто поддавался эмоциям, но в этом являлся истинным сыном Алтары. Алтарцы были вспыльчивы, но теперь, когда их должным образом обуздали, этот народ стал прекрасным дополнением к Империи.

— Я поступлю так, как мне было предложено, — ответил Беслан, покраснев.

— Мудро, — заметила Фортуона.

— Да стоит Трон вечно, — ответил Беслан, — и да продлится так же долго Ваше дыхание, Величайшая. — Он поклонился и удалился исполнять свой долг. Фортуона отправляется на войну, а земли Беслана нуждаются в правителе. И как бы ему ни хотелось принять участие в битве, теперь он осознавал, что нужен здесь.

Селусия проводила его взглядом, кивнув в знак одобрения. «Он становится ценным приобретением, обретая должную сдержанность» , — показала она знаками.

Фортуона ничего не ответила. Жесты Селусии несли скрытый смысл, который Фортуона не заметила бы, не знай они друг друга так хорошо. Беслан усваивал уроки. В отличие от других.

Собрав военачальников Шончан, Мэт бушевал, подобно шторму, рассыпая проклятия. Она толком не расслышала, что именно вывело его из себя.

Что же она натворила, связав себя с ним?

«Я следовала знамениям» , — подумала она.

Фортуона поймала брошенный в её сторону взгляд Мэта, прежде чем он продолжил буйствовать. Его следует научить сдержанности, но сделать это… будет сложно. Намного сложнее, чем было научить Беслана. По крайней мере, Селусия не высказывала своё осуждение вслух. Женщина теперь стала Говорящей Правду при Императрице, хотя Фортуона чувствовала, что Селусию раздражает её нынешнее положение, и она предпочла бы остаться только Голосом Фортуоны. Возможно, знамения укажут на кого-то более подходящего для этой должности.

«Неужели мы действительно собираемся следовать его плану?» — спросила на языке жестов Селусия.

«Это мир хаоса» , — ответила Фортуона. Уклончивый ответ. В данный момент ей не хотелось давать прямые ответы. Селусия сама догадается.

Упоминая Императрицу, шончан обычно прибавляли «да живёт она вечно». Для кое-кого это было избитой фразой или формальным изъявлением верноподданства. Но Фортуона всегда видела в этих словах нечто большее. Эта фраза была воплощением силы Империи. Чтобы выжить, Императрице нужно быть хитрой, ловкой и сильной. Лишь самые достойные заслуживают право восседать на Хрустальном Троне. Если бы один из её братьев или сестёр, или представитель Высокородных, вроде Галгана, сумел убить её, то её смерть послужила бы на благо Империи, потому что, очевидно, она была слишком слаба, чтобы её возглавить.

Пусть живёт она вечно. Пусть она будет достаточно сильной, чтобы жить вечно. Пусть будет достаточно сильной, дабы привести нас к победе. Она наведёт порядок в этом мире. В этом её задача.

В десяти шагах от трона Фортуоны по площадке сбора войск прошествовал Мэтрим. На нём была форма имперского верховного генерала, но он не слишком представлял, как её следует носить. Своими жёсткими широкими наплечниками он цеплялся за всё подряд, хотя предполагалось, что эта генеральская регалия должна придавать ему властность и достоинство. А ткань длинного одеяния, которая колыхалась от плавных, величавых движений, была призвана подчеркнуть его изящество. Мэтрим же производил впечатление скакуна, которого обрядили в шелка, и от которого ждали участия в забегах. Он обладал определённым изяществом, вот только изящество это было отнюдь не придворным.

За ним по пятам следовали младшие командиры. Мэтрим приводил Высокородных в замешательство. Это было хорошо, поскольку постоянно держало их в тонусе. Но ещё Мэтрим — со всеми своими спонтанными поступками и постоянными выпадами, подрывавшими её авторитет — являлся воплощением беспорядка. Фортуона была олицетворением порядка, и вышла замуж за хаос во плоти . О чём она только думала?

— Что насчёт Морского Народа, Ваше Высочество? — осведомился генерал Юлан, останавливаясь перед Фортуоной рядом с Мэтримом.

— Хватит беспокоиться о треклятом Морском Народе, — огрызнулся Мэтрим. — Если я ещё хоть раз услышу от тебя упоминание Морского Народа, я прикажу подвесить тебя за ногти на ногах к одному из ракенов , на которых вы летаете, и отправлю прямиком в Шару.

Юлан выглядел ошеломлённым.

— Ваше Высочество, я…

Его оборвал вопль Мэта:

— Савара, мы наступаем пикинёрами, а не кавалерией, козлолюбивая дура! Мне плевать , что кавалерия считает, будто справится лучше. Кавалерия всегда так считает! Ты кто? Растреклятая тайренская Благородная Леди? Получишь от меня такое почётное звание, если будешь продолжать в том же духе!

Мэтрим бушевал, словно шторм, перед восседавшей на лошади Саварой. Её руки были сложены на груди, на тёмном лице читалось неудовольствие. Оставшийся позади Юлан выглядел совершенно ошарашенным.

— Как можно подвесить человека за ногти на ногах? — возмущался Юлан так тихо, что Фортуона едва расслышала. — Не думаю, что это возможно. Ногти просто сломаются.

Он ушёл прочь, покачивая головой.

Сбоку шевельнула пальцами Селусия: «Осторожно, Галган приближается» .

Фортуона внутренне напряглась, наблюдая за подъезжающим Капитан-Генералом Галганом. В отличие от Мэта он был облачён не в форму, а в великолепно сидевшие на нём чёрные доспехи. Внушительный, возвышавшийся над остальными, генерал был главным её соперником и важнейшим ресурсом. Разумеется, на такой должности любой человек становился соперником Императрицы. Это было в порядке вещей. Так и должно быть.

Мэтрим никогда не станет бороться с нею за власть. Она до сих пор не знала, что и думать об этом. Какая-то её часть — крошечная, но настойчивая — полагала, что именно по этой причине ей необходимо от него избавиться. Разве Принц Воронов не должен быть проверкой для Императрицы? Разве не он должен делать её сильнее, оставаясь постоянной угрозой? Сарабат шайкен най батайн пьяст . Самая находчивая женщина — та, которой приставили к горлу клинок. Пословица, изречённая Варуотой — её пра-пра-прабабкой.

Мысль о том, что придётся избавиться от Мэтрима, была ей неприятна. В любом случае, она не сможет так поступить, пока не родит от него ребёнка. Избавиться от него сейчас — означало пренебречь знамениями.