Екатерина Казакова - Пленники Раздора

По счастью, каморка, которую Клесх распорядился выделить пленнику, оказалась неподалеку. Обережница отодвинула засов и распахнула низенькую дверь.

Кут был крохотным — несколько шагов в длину и ширину. Но чего Люту ещё надо? Стол, да старая скрипучая лавка с соломенным тюфяком поверх.

— Ну и хоромы… — насмешливо протянул пленник, бросая на стол сырую рубаху. — Но хоть тепло и лёжка есть.

И он сразу же брыкнулся на ложе.

— Ну, давай, дверь заговаривай да иди. Спать хочу.

Вот как у него так получается, а? Будто это он тут приказывает, будто не полонянин даже! Лесану снова взяла злая досада. Что за день сегодня? Сперва проснулась, не поняла, куда Руська утёк ни свет, ни заря, затем встретила одного из молодших выучей Лаштовых, который, кругля глаза, поведал о мальчонке, приведенном Донатосом в мертвецкую. От гнева даже разум помутился. Потом Клесх, будто плюх навешал. Теперь скотина эта вонючая над ней изгаляется!

— В серьёзных беседах, Лесана, — вдруг негромко сказал со своей лавки Лют, — нельзя горячиться. Огонь только в сердце гореть должен, а разум в холоде надо держать. Ты же, когда злишься, об этом забываешь. А ещё никогда не обличай наскоком. Если обвинять берёшься — храни спокойствие. Крикунов не слышат.

— Поговори ещё, псина облезлая! — огрызнулась Лесана и захлопнула дверь.

Она задвинула засов с такой злостью, словно это он был виноват во всех её горестях.

А Лют лежал на тюфяке и улыбался в темноту. Он был доволен.

Донатос вошёл в жарко натопленную лекарскую и отыскал глазами Русту. Тот отчитывал двоих старших выучей, неловко переминавшихся с ноги на ногу. Светла, на диво смирная, сидела в стороне на лавке да перебирала обтрёпанные концы своего опояска.

— Вас обоих высечь надо, как подлетков! Последний год учатся, а ума не прибыло за столько лет, — лютовал крефф целителей.

Парни угрюмо молчали.

Колдун переждал, пока наставник закончит распекать провинившихся и лишь после этого спросил:

— Ну? Чего с ней? — и кивнул на скаженную, которая счастливо ему улыбнулась.

— Да нет — ничего! — сварливо отозвался Руста. — Я вот этого дуболома отправил её поглядеть, а он дружка позвал, и они вдвоем девку твою сюда приволокли.

Целитель кивнул на одного из ребят, который стоял, сжав губы в тонкую линию и молчал, не пытаясь оправдаться.

— Вместо того чтобы делом заниматься, решили вокруг дуры хороводы водить. То ли беда, что у нас в обозе, который нынче пришел, три человека от сухотной загибаются? Нет, мы Светле примочки на здоровую голову ставим.

Парни искоса переглянулись, но промолчали.

— Что значит «на здоровую»? — не понял Донатос.

Колдун шагнул к Светле, положил ладонь ей на лоб и поглядел на выучей.

— Она ж, как из пекла, полыхала.

Руста дернул плечом:

— А ныне полыхает?

— Нет… — удивлённо ответил наузник, глядя на свою подопечную.

— Ну, а коли нет, какого Встрешника её примочками пользовать? Дел других мало?

Донатос повернулся к выучам:

— Был жар у неё?

Один из ребят угрюмо кивнул:

— Ещё какой! А пока сюда притащили, пока настойку варил, она отживела. Вон, сидит, ногами болтает…

— Ты сколько уже на выучке? — рассердился Руста. — Если жара нет, чего вы тут вдвоем топчетесь вокруг здоровой?

Крефф был зол не на шутку.

— Погоди, Руста, — Донатос внимательно посмотрел в разноцветные глаза девушки. — Это я приказал, чтобы её со всем тщанием оглядели. И правда полыхала девка.

— Вон отсюда, — сверкнул глазами на выучей Руста.

Послушники исчезли раньше, чем он успел договорить.

— Донатос, — целитель повернулся к колдуну, — ты ж не дите малое, вон, голова, почитай, вся седая. Ты или не знаешь, отчего у девок иной раз хвори случаются? Ну, сам же видишь — здоровая. Да и я её оглядел уж всю. Может, у неё пора лунная подошла занемочь? А, может, просто истомилась в четырех стенах. Она уж которую седмицу у тебя носа из крепости не кажет. Вся прозрачная, как навь. Собаку и ту с цепи иногда спускают — побегать. Ты б хоть погулять её выводил.

Колдун в сердцах махнул рукой:

— Вот ведь наказанье! Что мне жалко её выпустить? Да на все четыре стороны. Только без меня нейдёт. А самому когда?

И он с досадой посмотрел на дурочку, во взоре которой светилось слепое обожание.

— Так чего ж ты хочешь тогда? — развел руками целитель. — Этак кто угодно зачахнет.

Обережник в ответ покачал головой и кивнул девушке:

— Идём. Ишь, расселась.

Светла заторопилась. Всунула ноги в валеные сапожки, накинула тулупчик, обмотала кудлатую голову платком и спросила с надеждой:

— Гулять?

Донатос про себя вздохнул. Какое «гулять»? Ему бы доползти до покоя, уткнуться мордой в сенник и выспаться…

— Иди уже, — подтолкнул он дурёху. — Всю душу вымотала.

— Родненький, устал? — на крыльце Башни целителей блаженная обернулась к спутнику и сострадательно коснулась плеча. — Идём, ляжешь, отдохнёшь. Я тебе похлёбки с поварни принесу…

Он глядел на неё, на то, как она суетилась, как светилась от счастья, что может быть полезна, может ухаживать за ним… Вот создадут же Хранители бестолочь такую!

— Не надо мне похлёбки. В лес идём. Гулять, — обережник с трудом выталкивал из себя слова. — А то, правда, загнёшься, скажут — уморил.

Нет, он бы не сожалел, случись дуре и впрямь загнуться, но ведь, стрясись чего с этой малахольной, как бы Клесх не насторожился, не передал Русая другому креффу. Ещё попустится уговорами Лесаны и отдаст парня, кому помягче. Да той же Бьерге! Она — баба, к тому же в тех самых летах, когда всякий делается жалостливым да мягким.

— Гулять? — Дурочка забежала вперёд, заглянула в глаза спутнику, стараясь угадать — не насмехается ли? — Прям так‑таки гулять?

— Прям да. — Он пропустил её вперед, почти выталкивая за ворота крепости. — Ну. Гуляй.

Девушка обернулась, смерила креффа удивлённым взглядом:

— Как?

Он рассердился:

— А я почем знаю, как тебе гулять надо? Туда сходи или вон туда. От меня отстань только.

Светла тут же заплакала:

— Родненький, ты почто же меня гонишь? Куда же я туда пойду? Там ведь снегу по колена! Да и холодно! Идём домой, родненький, — и потянула его, дурища, обратно в Цитадель.

Но Донатос не дался. Схватил скаженную за плечо, подогнал пинком и направил в сторону леса.

— Пока три раза вокруг крепости не обойдешь, никакого дома. Иди. Я тут посижу, — он устроился на старом выворотне. — Ступай, ступай. Там, вон, белки. На них поглядишь. Может, ещё чего забавного увидишь.

Блаженная упёрлась:

— Одна не пойду. А ежели волк?

Колдун вздохнул. Да, о волках‑то он не подумал. Да и зачем ей три круга вокруг крепости давать и, правда, в снегу увязнет… Ну вот что с ней делать?