Ольга Вешнева - Огрызки эпох

Ночью, дождавшись пока Андрей отправится на привычный лесной моцион, я сунул в щелку приоткрытого окна письмо с ответом:

Охотясь в приличном отдалении от города, я услышал жалобное блеянье заблудившегося ягненка.

«Приманка!», — сверкнула мысль. — «Но дурацкая приманка», — тут же осекся я. — «Вампир, в отличие от мантикоры, хищник разумный, и понимает, что при нормальных обстоятельствах ягнята по лесам не бегают. Либо охотники просто издеваются надо мной, либо они устроили засаду. Может, они накачали бедную скотинку новоизобретенным ядом?»

Снова любопытство втянуло меня в рискованную авантюру. Со всех сторон проверив поляну, по которой бродил ягненок, на наличие засады и ловушек, я мгновенно подлетел к растерянному животному и поймав его, упал с ним в траву, поскользнувшись на опутавшей кочку грибнице.

Я встал, удерживая голосящего от страха ягненка за ленточку на шее, и увидел, что к ленточке прикреплена записка:

Не люблю, когда вкусная еда ускользает из-под носа. Еще меньше мне нравится добровольно отказываться от лакомого кусочка. Но ничего не поделать, нужно вести себя по-джентльменски, имея дело с настоящей леди, недавно прочитавшей собрание сочинений Байрона в оригинале, то есть на английском языке.

Жаль, я не наблюдал за Полиной, когда она, вечером услышав возле дома знакомое тихое «Бее-е!» вышла во двор, сняла свою записку с ленточки на шее ягненка и прочитала стихи на обратной стороне:

Ответного письма я не находил несколько дней. Признаюсь, я так тщательно не обнюхивал деревья и кусты во время выслеживания лесной дичи, как при поиске стихотворного послания Полины.

Я вообще стал реже охотиться с момента получения от нее первого письма, одарившего меня изысканным запахом ее кожи, не столь острым, как человеческий, и не столь приторным, как вампирский. Ее запах казался соблазнительно близким. Я словно бы мог дотянуться до нее рукой. Но то была иллюзия.

И вдруг, осматривая забор со стороны леса, я заметил воткнутое между осиновыми столбами цивилизованное письмо в конверте.

Письмо я истолковал как предупреждение о вечерней облаве служивых Отдела. Да и вправду, заняться им теперь вроде бы нечем. Город за осиновым забором разросся, обустроился. Вокруг домов оформлены палисадники, вскопаны грядки, сооружены конюшни, хлева и загоны для скота.

Подумав о скоте, я отважился на меньший, по собственному убеждению, риск этого вечера. Я больше не мог голодать, но ловить дичь в лесу, когда там охотники и волки будут пытаться поймать меня — не лучшее решение. Зато домашний скот был отдан в мое распоряжение защитниками крепости.

Отужинал я весьма душевно, даже слишком плотно. Пришлось на обратном пути открыть ворота и степенно выйти из города, вместо того, чтобы лезть через осиновый забор.

Сытый и расслабленный, я чувствовал себя неуверенно в знакомом до каждой коряжки лесу. Превосходное знание местности теперь давало незначительное преимущество. Глаза слипались, невыносимо тянуло в сон, и немного хотелось пресной воды. Круглосуточные голодные бдения во время поэтической дуэли не пошли мне на пользу.

Берег Чудинки я мысленно назвал спасительной пристанью для разбитого штормовыми волнами корабля. На четвереньках спустившись на подтопленную отмель, заросшую камышом и рогозом, я полакал языком воды, чтобы всякий услышавший меня недруг подумал, что пьет какое-то животное. Лягушки предательски замолчали. Хоть одна из них и прыгнула мне на спину, продолжать серенаду она не торопилась.

Охотники вышли из леса той же тропой, по которой шел я. Их было двое — Андрей и Полина. Лошадей они привязали к дереву.

Шлепая по воде не громче лягушки, я углубился в заросли рогоза.

К счастью, охотники решали проблемы личного характера. До меня им совсем не было дела.