Ольга Вешнева - Огрызки эпох

— Зачем вы привели меня сюда, Андрей Ильич? — с нарочитой небрежностью возмутилась Полина, — Угнали за семь верст Евгения с Кларой?

— Я нуждался в уединении с вами, Полина Трофимовна, чтоб объясниться, — вкрадчиво защебетал Андрей.

— В чем объясниться вы желаете?

— А в чем, как думаете, признается юноша на девственной природе под жемчужною луной?

— Ну… юноши обычно признаются в карточных долгах, насколько мне известно, — сквозь улыбку ответила Полина.

— А в чем еще?… Наверное, в любви.

— Бывает и в любви… Но про долги мы слышим чаще.

— У вас превратный взгляд на жизнь. Как с вами тяжело!

— Что ж вы ходите за мной хвостом? Вам в одиночку проще и охотиться, и жить!

— Нет. Одному в мильоны раз мне тяжелее. И вы, поверьте, расцветете под моей защитой. Забудете тоску и отвлечетесь от потери… Выходите за меня!

Колено охотника примяло траву.

— Не нахожу пользы, Андрей Ильич, в вашем скоропалительном предложении. Убедите меня в обратном, и я, так и быть, подарю вам руку и сердце, — Полина равнодушно прошла мимо него.

Кожаные брюки, в которых она ездила на охоту, поскрипывали при ее плавных движениях, маня не меньше, чем шелест платья.

— Вы целый год вдова, — напомнил Андрей. — Пора очнуться от траура, похлопотать о создании нового семейства. Задумайтесь о детском счастье вашего сына. Легко ли ему без отца, без матери, на попечении бабки? Пока он мал, он может запомнить меня своим отцом. Вам и Николке нужен надежный защитник. Я могу им стать. Ваше место у домашнего очага, рядом с крохой, а не в кишащей нечистью тьмутаракани.

— Не шантажируйте меня Николкой! — вспыхнула Полина. — Не то я всякое общенье с вами прекращу.

— Я стараюсь заботиться о вас.

— Сама не дряхлая старуха. Не нуждаюсь в показной заботе. Все. Разговор окончен. Едем. Вы мою дружескую привязанность к вам смертельно ранили напоминанием о сыне и покойном супруге. Вас не сравнить с ним. Вы не стоите и волоса из его усов, — Полина вскочила в седло, — Андрей, вы меня слышите? Едем обратно.

— Свистну волкам, — охотник остановил закрутившегося на месте коня, и поставил его ровно.

— Последние копейки просвистите — на себя пеняйте, я больше не дам взаймы… — лукаво усмехнулась Полина. — И слов о любви от вас не принимаю впредь.

— Я завоюю вас.

— Сначала завоюйте Волочаровск. Над вашими бестолковыми блужданиями в ночи даже господин Пыжиков смеется. Говорит, что вы лунатик.

— Я охраняю ваш покой, — сев верхом, упрямо заявил Андрей.

— Да ну вас… Н-но, пошел, Корнет!

Охотники уехали.

Я снова полакал воды — от волнения пересохло в горле.

Возможно ли, что моя игра с Полиной дала неожиданный результат, и эта чопорная леди, вылитая англичанка, изменила планы — перечеркнула запись «Андрей Салопов» в списке милых ее сердцу поклонников, и вписала туда «вампир Тихон»?

Как бы то ни было, я не желал бросать полюбившуюся азартную игру.

На следующий вечер я подсунул под парадную дверь дома Полины записку со стихами:

Спустя несколько ночей я обнаружил привязанное за ленточку к ветке южной акации письмо с пятнами засохшей крови. В нем были долгожданные стихи:

Новость о предстоящей свадьбе Андрея и Полины огорошила меня.

К чему ей губить богатую на приключения жизнь, становиться хозяйкой в доме того, кто ей совершенно не подходит? Зачем выходить замуж за гордеца без чувства юмора, своенравного остолопа? Не назло ли мне?

И если для нее Андрей не пара, кто бы мог ей подойти для счастливой семейной жизни? Неужели, я?

Давно перестал я мечтать об идеальной супруге. Нюшу таковой не считал, и вообще ни разу не признался ей в любви, не сделал комплимента. Робкая вампирша в словесных нежностях вроде не нуждалась, и я не хотел лишний раз опускаться до лжи. Она просто была при мне — и все, без лишней сентиментальности. Иногда я привлекал ее к себе — на рассвете, или вечером, как султан посещал нелюбимую жену. Но в отличие от султана, у меня не было любимой жены. Прежде мне еще удавалось не вспоминать милый образ идеальной спутницы жизни, рожденный фантазией в ту пору, когда я был человеком, — образ просвещенной, немножко эмансипированной женщины. А после того, как я увидел его воплощение в очаровательной охотнице, он поселился в моем сердце. С такой женой, как Полина, можно было бы подискутировать о творениях Сократа или Гегеля, совместными усилиями разобраться в житейских неурядицах, обсудить интересные книги, пошутить на злободневные темы, а самое главное, каждый день открывать друг в друге нечто новое, приятно удивляющее.

Семейное счастье пряталось от меня за осиновым забором, в человеческой жизни, из которой я навсегда был вычеркнут. Наша тайная переписка превратилась из шуточной затеи в полноценное общение на одном языке — языке стихов. Она возродила надежду, потухший огонек вырос в свечное пламя; мог он дорасти и до огня в камине — символа домашнего очага. Или нет? Я хотел высмеять природного врага, поиздеваться над охотницей, а теперь сам чувствовал себя осмеянным. Полина словно дала мне пощечину…

Инстинктивно я остерегался лизать ее кровь, но, обнюхивая письмо, вдруг понял, что мне все равно, есть ли в ней яд, и пару раз лизнул пропитанную кровью бумагу. Надо отметить, что кровь охотницы была неприятнее на вкус, чем кровь человека или вампира — она была какой-то подкисленной. «Специально так придумали волшебники, чтобы охотников не хотелось есть?» — предположил я, не дождавшись симптомов отравления. Впрочем, при сильном голоде, кислинка не стала бы помехой. А если сравнить кровь охотников с плесневым сыром, ее вообще можно записать в деликатесы.