Виталий Каплан - Тайна аптекаря и его кота

А вскоре навалилась на меня дурнота. Ну, знаете, как если голова закружится и перед глазами цветные пятна запляшут. Но после дурноты обычно приходишь в себя, а тут я из неё, из дурноты, провалился в полное беспамятство. И последняя мысль вспыхнула перед тем, как всё погасло: а что же будет с нашим котом?

А первая мысль, как пришёл я в себя, была такая: ничего не болит! Не то что после приглядских. Открыл я глаза, проморгался. Обнаружилась вокруг большая и светлая горница. Локтей десять в ширину и чуть поболе в длину. Стены бревенчатые, пол дощатый, чисто вымытый. Окно в стене напротив, но вставлено цветное стекло, синее с жёлтым, и потому ничего за ним не разобрать. Но судя по яркости света, сейчас по меньшей мере часа три с восхода.

Потом взгляд мой упёрся в господина Алаглани. Тот сидел в большом чёрном кресле, похожим на то, какое у нас в столичном доме для гостей было. Не увидел я ни верёвок, ни цепей, но что-то в его позе показалось мне странным.

И только тут я взглянул на себя. Оказалось, сижу на корточках в углу, одёжа моя на мне, руки-ноги не связаны. Можно, к примеру, выйти за дверь.

Попробовал я, да оказалось, нельзя. Не получилось у меня встать. Нет, никакой слабости, просто не мог я разогнуть ни руки, ни ноги. Точно воздух вокруг сгустился до каменной плотности и не пускал. Расшибиться об этот воздух не расшибёшься, поначалу он чуток поддаётся, но чем дальше двигаешься, тем плотнее становится. Теперь я понял, что же мне в позе господина странным показалось. Сидел как привязанный, хотя и без верёвок.

Ну, точно не Пригляд. И не Особый Сыск Нориланги, о ночных уж и говорить нечего. Что нам остаётся? Остаётся нам один-единственный расклад.

— Вы как, господин, живы? — спросил я исключительно для того, чтобы проверить: а вдруг этим уплотнённым воздухом нам заткнули рты и уши?

— Скорее да, чем нет, — откликнулся он. — Ты понимаешь, где мы?

— Вроде как понимаю, — кивнул я, и это получилось. Воздух не пускал только руки и ноги.

— Вот и славненько, что оба вы понимаете, — раздался голос. Тот самый, надтреснутый, который недавно приказывал нам сдаваться. Я завертел головой, но без толку — в горнице было пусто. А звук шёл откуда-то из-под потолка.

— Гилар, не крути башкой, шею свернёшь, — посоветовал мне всё тот же голос.

— А ты кто? — нагло поинтересовался я.

— Я тот, от кого зависит жизнь твоя и смерть, — пояснили мне.

— Творец Изначальный, что ли? — хихикнул я. Вот понимаете, братья, казалось бы, ну ничего смешного, нас могут как букашек сейчас раздавить… а всё равно смешно было.

— Только и дела Творцу, что за тобой гоняться, — ответил голос.

— А вы бы всё же представились, уважаемый, — вступил в разговор господин. — Раз уж притащили нас сюда, значит, хотите чего-то. Хотите беседовать. Но с безымянными я не общаюсь.

— А как же твой кот, Алаглани? — в голосе почудилась усмешка. — Ты ж его никак не назвал, а общения по самое не могу.

— То кот, а то человек, — сухо возразил господин. — Или уже не человек?

— Вот странный у нас разговор получается, — заметил голос. — Казалось бы, следовало бы спросить, зачем ты сюда попал, чего от тебя хотят и сколько будет стоить отказ. Ты же разумный человек, Алаглани? Какая тебе разница, кто я? Ты меня всё равно не увидишь, потому что не надо. Я тот, кто задаст тебе вопросы и получит ответы. И чтобы не тянуть кота за хвост… пожалуй, я сразу нарисую тебе, что будет, если скажешь «да». Золотых гор сулить не стану, да тебе не особо и надо. Но в любой стране, на твой выбор, будет такой же дом, каков был у тебя в столице, деньги, примерно равные твоим сбережениям за семь последних лет, а главное — покой. Никто не станет совать нос в твои дела. Хочешь — лечи аристократишек от запоров, хочешь — ищи философский камень в лаборатории, хочешь — твори чары, как раньше. И более того — никакой Пригляд, Сыск, Надзор или ещё кто тебя не достанет, это мы сделаем…

— Самое время уточнить, кто эти «мы», — ответил господин. — Потому что «мы» бывают разные.

— До чего же над вами довлеют условности, — вздохнул голос. — Над всеми вами… Ты ведь и сам уже догадался. Да, Алаглани, мы — это Тхаарину. Общество, которое давно тобой интересуется и которого ты всегда избегал. А ведь мы намекали, посылали весточки…

— Я одиночка, — улыбнулся краем губ господин. — Не люблю никуда вступать. Ни в общества, ни в союзы, ни в ложи, ни в цеха. Вы мне нисколько не нужны, я свои дела и без вашей помощи устраиваю.

— Зато нам ты нужен, — строго произнёс голос. — Хитрый ты жук, Алаглани. И не делай вид, будто не понимаешь. Делиться надо, вот что.

— Деньги в подвале, — голос господина сделался сух как, должно быть, песок в пустыне, какие я лишь на картинках видел. — За досками пола в крайнем левом углу — люк. Берите, если не растащили приглядские.

— Слушай, а ты, похоже, дурак! — укоризненно сказал голос. — Ну вот зачем ты тянешь время? Себе же хуже…

А мне, братья, захотелось вдруг нагрубить. Из учёных целей: интересно было, как невидимка этот ответит.

— Матушка в детстве меня учила, — вставил я, пока господин собирался с мыслями, — кто так обзывается, тот сам так называется. Ты, уж не знаю, как тебя звать, силой затащил нас сюда, силой держишь, и ещё дураком обзываешь? А не потому ли от нас лицо своё прячешь, что плевка боишься? Твои штучки моему плевку не помеха, разве что дальше десяти шагов встанешь…

— До чего же, Алаглани, ты распустил своего слугу, — сокрушенно сказал голос. — Этак он скоро вообще на шею тебе сядет. Пороть надо было почаще. Впрочем, это ещё не поздно… Правда, Гилар?

Как всё одинаково, подумал я. Что в Пригляде, что здесь… Сперва кнут, потом штучки посерьёзнее… а потом господину Алаглани, с его отвращением к чужой телесной боли, ничего другого не останется, как сказать «да».

— А ты попробуй, — предложил я. — Путы невидимые сними и приходи сюда.

— Нравится держалка наша? — невидимка хохотнул. — С верёвками да цепями не сравнить. Гораздо человеколюбивее и гораздо надёжнее. Кстати, Алаглани, если интересно, могу сказать, из чего ваши путы сделаны. Из остатков твоей силы, которую ты столь любезно разрешил нам изъять при задержании.

— Да, разрешил, — кивнул господин. — Я держу своё слово. А вы сдержали своё? Отпустили мальчонку?

— О чём разговор! — удивился голос. — А то как же! На кой он нам сдался? Мы и до деревни его довели, всё равно ж надо было котика твоего забрать… Мы ж не звери какие, нам детское мясцо ни к чему…

— Не звери? — поинтересовался господин. — Не звери, а всего лишь перевёртыши?

— Такой большой, а в сказки веришь, — расстроенно заметил голос. — Не бывает перевёртышей, они же оборотни, они же изменяющиеся… Картинку я вам показал. Сперва зверёк на картинке, потом человечек на картинке… Картинка же не на бумаге и не на холсте, а в твоём собственном уме. Между прочим, расход силы на показ таких картинок весьма скромный. Да кому я говорю? Ты же и сам так умеешь, правда? Что ты показал красильщику Маугази? А ростовшику Баарганалю?