Виталий Каплан - Тайна аптекаря и его кота

Там, у домика, тихо было. Тихо, мокро и темно. Кабы я в глаза не накапал отвар ветродуя, видел бы не дальше вытянутой руки. А так — шагов на полсотни видно, не как на солнечном свету, но для меня и того довольно.

Укрытие я хорошее нашёл — в сточную канаву кто-то по дури мусор накидал, обломки гнилых досок, битый кирпич, кадушку треснутую. Получилась небольшая такая плотинка, и на ней можно было сидеть. Чуть тревога — и сигануть в воду, там неглубоко, ниже пояса будет. А главное, плотинка та почти рядом с дорогой, и всякий, кто в дом тот направится, не сможет мимо пройти. Нет там других подходов. Либо через колючие кусты ломиться, либо через соседнее хозяйство, но там не только псы, там, как мы с Баалару разведали, ещё и гусей содержат, и случись кто чужой, гуси почище собак шум поднимут. А с противоположной стороны болото. Не сказать чтобы совсем непреодолимое, но вылезешь оттуда по уши в тине и грязи, уже и не до боя будет.

Спрашиваете, было ли зябко? Конечно, было, осенние ночи стылые. Правда, будь небо ясным, и холодать пришлось бы сильнее. Но меня холодом не испугать, я же знаю, что делать: ноги под себя поджать, руками коленки обхватить, голову чуть к низу — но так, чтобы обзору не мешало — и мысленно творить малую благодарственную молитву. Ещё брат Аланар научил. После первой тысячи повторений уже о холоде и не помнишь.

А как дошло до двух с лишним тысяч, встрепенулся я, почуял кого-то. С насиженного места в воду сошёл осторожно, опасаясь, чтобы не плеснуло. Сперва тихий шорох услышал, а потом уж и фигуру заметил. Да, судя по росту и шляпе, он это, господин Алаглани. Остановился у забора, и долго так стоял, не двигаясь. Минут пять, не меньше. Потом шляпу свою снял и наголовник плаща накинул. Оно и правильнее, если бегать придётся, шляпа только мешаться будет, хотя в бою от неё некоторая польза тоже есть — можно метнуть так, чтобы полями врагу по глазам чиркнула. Если при броске хорошо завертеть, то даже обычными полями можно человека оконфузить, а уж если там стальной обруч вшит… Хотя что я глупости говорю? Мне ли не знать, какая у господина Алаглани шляпа? Обычная, к бою не приспособленная.

Стоял он так, стоял. Не понять, что делал. То ли чары творил, то ли молился, то ли просто глубоко задумался. А мне, между прочим, разом холодно стало. Как пришлось в воду сигануть, так я молитву твердить перестал и потому внутренней теплоты лишился. Скорее уж, думаю, что-нибудь началось. Сколько можно так мёрзнуть?

Наконец, от восточных ворот полночь пробили. Не так уж далеко они, восточные ворота, но в такую погоду звук в воздухе вязнет и потому едва слышен. Мне, однако ж, он прямо как по ушам долбанул, потому что чувства все обострены.

Решился на что-то господин, рванул одну доску в заборе, потом соседнюю. Вот и щель возникла, вполне достаточная, чтобы пролезть. Но он сразу лезть не стал, а сыпанул что-то по ту сторону и начал руками движения всякие творить, будто невидимого кота гладит. Потом раздвинул руками доски и скользнул внутрь. Выждал я чуток, выпрыгнул из канавы, и за ним. Штучку из кожаного нательного мешочка вынул, на ходу собрал. Нырнул в дыру вслед за господином, дыхание задержал, чтоб он меня не почуял. Там, за забором, бурьян был, пожухлый уже, ломкий, и потому приходилось осторожничать, не дай Творец под ногой хрустнет.

А господин меж тем что-то достал из саквояжа своего, в потёмках не разобрать, но ясно, что небольшая такая вещь. То ли зеркальце, то ли диск шириной с ладонь. Поднёс к лицу и, кажется, дунул. Снова замер, после сделал два мелких шажка вправо, потом вперёд — и застыл. Поднял штуку свою, дунул — и вперёд на три шага. И дальше таким же манером. А я сообразил, что не просто так всё, что, значит, напрямую к дому ломиться нельзя, стоит защита чародейская, и он в ней, в защите, то ли уязвимые места отыскивает, то ли бреши пробивает.

Решил я за ним следом двинуться, все его движения повторяя и ступая только там, где он. И шагнул уже было, да только тут началось.

Справа, с той стороны, где по соседству гусиное хозяйство, выплеснулись чёрные тени. Уж на что темно было, а они чернее ночной тьмы. Сосчитать невозможно было, но не десяток и не два — явно больше. Волной метнулись, от забора к дому. И в тот же миг там, в доме, огонь вспыхнул — факелы зажглись. Крики послышались, сухой треск, чей-то вой. Я, понятное дело, замер, нечего соваться под горячую руку. А внутри радость разгоралась, потому что понял я: сработало.

Господин тоже не дурак оказался. Тут же обратный ход дал, в точности повторяя свои зигзаги. Нырнул в дырку, потом, судя по плеску, в канаву залез.

Я же остался где стоял, и только смотрел. Хотя смотреть особо и не на что было. Мечутся возле дома факелы, слышатся крики, потом вроде показалось мне, тащат кого-то к воротам. Помните, тем самым, мощным, паутиной заросшим? Так распахнулись они с громким лязгом. А над домом пламя взметнулось, и чёрные тени, гляжу, обратно — на гусиный двор. Вернее, как понял я, где раньше гуси были. Интересно, братья, а домохозяину тому стоимость-то возместили? Да, понимаю, что маловажный вопрос.

А вот что немаловажно — это стоны и вопли, из пламени доносившиеся. Хотелось мне туда кинуться, люди же всё-таки, может, сумел бы кого вытащить. Но тут же схлынуло наваждение, и вспомнил я, что не люди это, а «вечно молодые», и что осиные гнёзда надлежит выжигать. Огонь очищает, и всё такое.

Осторожненько я к забору двинулся, не как господин, зигзагами, а напрямую. Потому что теперь охранных чар можно было не бояться. Когда паука больше нет, никто не придёт на трясение паутины.

А господин меж тем времени, оказывается, не терял. Он уже у ворот суетился, оттаскивал тела в сторонку, ножом путы резал. Их, тел, я пятеро насчитал. Вроде как чуток шевелятся, значит, в телах этих души всё-таки есть. Повезло им, что полнолуние только через три дня.

Тут и улица проснулась. Понятное дело, пожар не проспишь. Сперва псы забрехали, потом матерная ругань послышалась, после женские визги. И завертелось! В окошках свет, факелы замелькали, кто-то уже вёдрами гремит. Просыпаются люди, жильё своё от огня обороняют. На дождь особой надежды нет, тем более, он уже на морось мелкую изошёл.

Но что мне на разбуженную улицу смотреть, мне господин Алаглани интереснее. А господин Алаглани не суетясь переносил освобождённых с дороги к воротам соседнего домишки, прислонял к забору. Кажется, ладонями головы им массировал, или же над головами пассы делал, не разглядеть было. А одну фигурку легко закинул на плечо и быстро зашагал прочь, петляя так, чтобы в свет от окошек и факелов не попасть. А я за ним, на расстоянии, конечно. Так до конца улицы добрались. Людям, понятно, не до нас было, но осторожность не мешает.