Виталий Каплан - Тайна аптекаря и его кота

Я задумался. Положение и впрямь было странным.

— Боюсь, что «или», господин мой, — не хотелось мне его огорчать, но и врать смысла не было. — Они, то есть повара наши, просто так уйти не могли бы. С чего им с вашей службы уходить? Да и деньгу они любят, как это просто так уйти, расчёта не потребовав? Надо бы ещё глянуть, не остались ли какие их вещи, хотя я вот не знаю, а были ли у них тут вещи.

— Может, их похитили? — предположил аптекарь.

— Бросьте, — отмахнулся я. — Чтобы похитить из дома двоих парней здоровых да крепких, много шуму надо поднять. Да и кому они нужны, по правде говоря? А если и нужны, то смысл их из дома хитить? Не проще ли взять, когда за припасами в лавку пойдут? Нет, господин мой, они сами ушли. Никому ничего не сказав, не потребовав расчёта. Скорее всего, случилось это спустя час после завтрака, поскольку посуду помыть они успели. И если именно они кота вашего прихватили, то как раз когда я полы тут протёр и пошёл в сад Алаю помогать.

— Как же они вышли? — хмыкнул господин. — Ворота же на запоре были, их Дамиль отворил, когда мы с Халти вернулись.

— А… — я скривился, будто кислое яблоко надкусил. — Тоже мне трудность. Можно калиткой уйти, над оврагом… хотя нет, пойди они той калиткой, мы бы с Алаем их приметили. Но можно и через забор. Крюк с верёвкой кинуть, и все дела. Надо бы походить с той стороны, поглядеть, не примяты ли где кусты.

— Ну, может быть, — кивнул он. — А вот зачем это им, а?

— Не понимаю, — честно признался я. — Не понимаю, зачем им уходить, тем более не понимаю, зачем кота красть. Что они, на базаре его продать надеются? Так, не в обиду вам будь сказано, больше пяти грошей за такого кота никто не даст.

— Это верно, — ничуть не обиделся господин. — Тем более, вздумай они просто обокрасть меня, то в комнатах нашлись бы куда более дорогие вещи.

— Вот и мне ничего не понятно, — вздохнул я. — А что, очень вам дорог был кот?

Лицо его закаменело.

— Ты не понимаешь, — отозвался он тихо. — Без него я как… А… — махнул он рукой. — К чему теперь слова? В общем, это очень плохо, Гилар. Очень. Боюсь, ждут нас немалые беды.

В этом я был вполне с ним согласен. Лукавил ведь я, сказав, что нет у меня никаких догадок. Догадки были, и нехорошие. По крайней мере, теперь стало почти понятным, кто оставлял те дорожки в пыли на чердаке. Думал я, один в доме чужой нюхач, а их двое оказалось. И вот теперь они сбежали. Почему? Всё вынюхали, что хотели? Или, напротив, убедились, что аптекарская тайна им не по зубам? Или начальство срочно вызвало их? Какое, интересно, начальство? Ночные? Пригляд? Нориланга? Или кто-то, о ком я и не подозреваю? И зачем взяли с собой самую бесполезную вещь в доме — рыжего наглого кота?

— Знаете что, господин мой, — заговорил я о важном, — сдаётся мне, что вы правы и это — только начало неприятностей. И потому скажите и вы мне честно: подземный ход в доме есть?

Он изучающе глядел на меня.

— Да, Гилар. Думаю, уж такие-то вещи скрывать от тебя смысла не имеет. Но зачем это тебе?

— Нам это пригодится, — ответил я, выделив голосом слово «нам». — И ещё кое-какие меры надо будет принять. Бережёного Творец любит. Но это после, а пока, ежели вы дозволите, пойду я в кухню. Беда бедой, а кому-то же сготовить обед надо…

С того дня прошли две недели. Жизнь в доме тянулась какая-то странная. Вроде бы ничего особого и не происходило, но было такое чувство, как если на постоялом дворе ночуешь. Вроде бы не привязан ты ничем к этому месту, завтра тебя тут уже не будет, и поминай как звали.

Пропажу поваров пришлось затыкать общими силами. И я кашеварил, и Алай, и даже Хайтару вовсю старался. Только Дамиль оказался вовсе непригоден к поварскому делу. То соли пересыплет, то воды недольёт. Рассеянный, забывчивый и вообще в житейских хлопотах бестолковый. Это не на дудочке играть… Удивительно, как долго терпел его господин, на лакейскую должность поставив.

Но по-прежнему он, господин Алаглани, отправлялся по утрам в город, по-прежнему вёл приём больных, по-прежнему читал вечерами толстые книги. И меня продолжил мучить изысканиями старейшего брата Гисиохири, путанные и мудрённые рассуждения которого вводили ум в оцепенение, а тысячелетней давности способы его вычислений невольно вызывали смех.

Всё кончилось в солнечный пригожий денёк двадцать восьмого первотравня.

День вроде был как день, после обеда господин вёл приём посетителей. Их оказалось многовато, причём высокородный был всего один — унылый, тощий, судя по зелёным шнурам перевязи — баронет, чьё когда-то роскошное платье заметно погрызла моль. Остальные — разный люд, купцы, мастеровые, мелкие, судя по виду, чиновники. Сидели на лавках в прихожей, ожидая своей очереди.

А я настолько обнаглел, что даже подслушкой не занимался. Ну сами посудите, что нового я через дырочку в спальне узнаю? В лучшем случае, как какому-то несчастному, проведавшему о тайном искусстве, господин Алаглани пообещает помочь. Это пройденная ступенька, братья. Мне бы лучше уследить за тем, как творит он чародейства, причём от начала и до конца.

И потому сидел я вместе с посетителями в прихожей. Понятное дело, томище трудов старейшего брата Гисиохири не читал, незачем удивлять людей. Просто сидел и ждал.

И ведь дождался! Не зря ещё с утра грызли меня дурные предчувствия. Вообще-то они каждый день грызли, считая от пропажи кота и бегства поваров, но сегодня они особенно разыгрались. Я и штучку наладил, и другое тоже.

Первое, что насторожило меня — это что среди посетителей не было женщин. Меж тем как обычно их было, пожалуй, побольше мужчин. Особенно пожилые купчихи любили прибегать к лекарскому искусству господина. Сегодня же — только мужчины. И почему-то среди них ни одного старика, ни одного юноши. Всего посетителей сидело в прихожей восемь человек, и всем я дал бы чуть больше тридцати и чуть меньше сорока. Судя по одежде — люди не шибко богатые. Лица скучные какие-то, взглянешь — и тут же забудешь. Ну, разве что кроме баронета, молью поеденного.

Второе — что, ожидая своей очереди, сидели они молча, друг с другом не перебрасываясь ни единым словом. Обычно иначе — скучно им, и треплются о болезнях своих, о ценах на зерно, о непогоде, от которой суставы ломит, о неминуемой войне с Норилангой, о детях, кои отбились от рук, о разбойниках, которые шалят по дорогам. Высокородные частенько вина требуют, причём чем худосочнее высокордный, тем вероятнее он велит подать ему чего-нибудь наилучшей выдержки. Я уж с надеждой смотрел на баронета — не возжелает ли промочить горло? Не возжелал.

Первым в кабинет зашёл коренастый лысоватый купец, и где-то с полчаса обременял господина своими хворями. Потом он вышел, но почему-то вновь уселся на лавку. Ну, может, обдумывает услышанное. Может, сказал ему господин грустную правду, и теперь он решает, кому чего оставить по завещанию.