Лилия Касмасова - Инферняня (СИ)

Швайгер каким‑то чудом сполз на сиденье и теперь пытался пристегнуться, но никак не мог найти, куда защелкнуть карабин.

Не знаю, что подумали бедные парижане, буднично спешившие на работу, и полусонные растерянные туристы. Может, что это какой‑нибудь богатенький сынок возвращается пьяный с вечеринки? А может, что они пропустили объявление о „Формуле-1“, нынче проходящей прям внутри их города? Хорошо хоть, мы никого не сбили и нас не остановила полиция — может, у нее здесь рабочий день начинается как у всех, в девять утра?

— Уф, — сказал Швайгер, приладив, наконец, ремень безопасности.

А лимузин остановился. Прямо под Эйфелевой башней. Ну, вернее, мне так показалось. Потому что она нависала над нами бесконечным башенным краном. (Интересно, можно ли использовать Эйфелеву башню как кран? Или как гигантские качели, например? Ну, добавить недостающие для этого детали…)

Томас уже спешил ко входу, я бежала за ним, за мной бежали Вивиан и Швайгер. Как же я устала ходить на каблуках! Это пытка какая‑то! Где мои кеды, любимые, разношенные кедики? Последний раз я в вас топала по бутику в Лос — Анджелесе, где выбирала эти дурацкие туфли!

— Томас, — сказала я. — Где мои кеды?

— Остались в „Форде“.

— Они были в „Форде“?! Почему ты не сказал!

Он посмотрел на мои туфли:

— Извини, я не подумал.

Как мило. Я ожидала, что он скажет: „А я‑то при чем. Ты сама их туда бросила вместе с джинсами“. Мы все мчались и мчались куда‑то, сломя голову. Я и подумать не успела переодеться.

А Вивиан ничего, хотя шпильки у нее еще выше, держится. Привычка, наверное.

На башню пускали только с полдесятого, а сейчас было без пятнадцати восемь. И что же мы будем делать? Вон охрана, вон полицейский околачивается.

Но Томас смело пошел вперед, прямо к охраннику, а по дороге тихо спросил у нас:

— Кто‑нибудь знает французский?

Томас — и чего‑то не знает! Вот это да! Эх, жалко я по — французски совсем не бэ ни мэ, а то бы я сказала так небрежно: „Да, я знаю“. Он бы дико удивился и спросил: „Но откуда, Алисия?!“ А я бы ответила: „Ну, отдыхала я прошлым летом на французской ривьере…“ (Вообще‑то прошлым летом я отдыхала на ферме в Техасе, у бабушки с дедушкой, но Томас‑то об этом не знает!)

Оказалось, ничего подобного — никакой переводчик Томасу не нужен: когда Вивиан и Швайгер ответили, что понимают немного по — французски, он сказал:

— Ясно. Когда я скажу, задержите дыхание.

А, понятно, флакон информации.

Едва мы приблизились к насторожившемуся охраннику, Томас бросил через плечо:

— Сейчас.

Его рука с флаконом выскользнула из кармана и прыснула жидкостью за его спиной.

— Бонжур, — сказал Томас охраннику и продолжил быстро — быстро лопотать на французском.

Охранник кивнул, сказал слово вроде „Бьясюр“ и еще что‑то, при этом обратился к нам „Медам — месье“ и повел нас к лестнице. Томас сообщил нам:

— Он сказал, что лифты в это время не работают, и нам придется подниматься по лестнице.

Охранник провел нас ко входу в одну из четырех гигантских башенных „ног“, отпер двери и показал нам, куда идти, после чего вернулся обратно на свой пост.

Мы поднимались все выше и выше, и все больше открывался нам Париж — отсюда он был великолепен: желтеющие осенние деревья, река, рассвет, и стада светлых старинных зданий. Дух захватывало.

Швайгер по пути придирчиво осматривал железные конструкции, щупал металл и ковырял ногтем краску. Потом сказал:

— Вам не кажется, что здесь пыльно? А значит, они нарушают инструкцию номер… Какой номер, Томас?

— Дышите глубже, Ричард, — посоветовал Томас ему. — Это скоро пройдет.

Наглотался Швайгер, значит.

— Ты сказал, что мы типа инспекция по чистоте? — спросила я Томаса.

— Ага, — ответил он. — Комиссия по оценке санитарного состояния городских памятников.

— А такая бывает? — спросила я.

— Не знаю, — сказал Томас.

— А в тот раз, — сказала Вивиан, оглядываясь по сторонам, — была ночь и все было каким‑то другим, будто нереальным.

— Когда это — в тот раз? — сердито спросил очухавшийся Швайгер.

— Когда я тут встретилась с Гермесом, — ответила Вивиан.

— И что же, тебе пришлось карабкаться на первое свидание, как на вершину Эвереста… — ехидно сказал Швайгер.

— Нет, — сказала Вивиан. — Мы встретились внизу, он поднял меня на руки и взлетел на площадку, — лицо у нее стало мечтательным.

Швайгер шагнул к Вивиан, подхватил ее на руки.

— Ай! — только пискнула она и обняла его за шею: — Ты надорвешься, Ричард. Отпусти…

Но он, кряхтя, понес ее по лестницам дальше.

Я украдкой взглянула на Томаса. Он посмотрел на меня и усмехнулся.

Черт. Конечно, я ему не невеста. Но было бы так чудесно, если бы вдруг он поднял меня на руки… Пожалуй, он меня понесет, только если я вывихну лодыжку. Или даже две. Ну чтобы я уж точно не могла стоять на ногах. Ни на одной из них.

Ричарда с Вивиан мы обогнали и вышли на верхнюю площадку первыми.

Поначалу я никого там ни увидела. А потом из тени, отбрасываемой конструкциями башни, вышел Гермес Олимпус. Выглядел он неважно: бледный, растрепанный, усы и то печально поникли.

— Привет! — поднял он руку.

— Доброе утро, — сказал Томас.

— Здрасьте! — сказала я со значением.

Гермес вгляделся в меня, потом произнес с неловкостью:

— А, няня. Здравствуйте, — и добавил, совсем уж виновато разведя руками: — Видите, как вышло.

— Нет, — сказала я. — Я ничего не понимаю. Почему вы бросили Петера?

Позади раздалось пыхтение. Швайгер со своей ношей с неимоверным усилием одолел последние две ступеньки. Вивиан спрыгнула на землю. Вернее, Швайгер ее практически скинул.

— Бросил Петера?! — закричала Вивиан.

Ох. Вообще‑то я не хотела выяснять это при Вивиан и Швайгере. Потому что мне стало жаль Гермеса. Видно же, что у человека, в смысле, бога, и так неприятности.

— Я его не бросал, — ответил Гермес насупленно. — Я оставил его высококвалифицированной няне из Корпорации.

Впервые кто‑то, кроме меня, назвал меня высоко — ке — кве — ква‑ли — фицированной! (Ну ладно, я себя таким сложным словом не называю. Ну имеется в виду супер — профи, так?) Я все больше склонялась на сторону Гермеса.

— Так зачем ты его оставил? — рявкнула Вивиан.

— Чтобы обезопасить, — сказал Гермес. — За мной начали охотиться, не мог же я допустить, чтобы сын…

— Чудненько, — язвительно сказал Швайгер. — Если за тобой охотились, зачем ты забирал его у Ви?

— Потому что когда я его забирал, я еще не знал, что эти тюхти окажутся такими… воинственными! Теперь я даже не могу летать как привык — их приборы моментально обнаруживают, где я! Мне пришлось летать самолетом!

— Несешь какую‑то ерунду, — сказал Швайгер, по — видимому, не пытавшийся даже вникнуть в проблемы Гермеса.