Руслан Михайлов - Кровь и Пламя

Птицы!

Сотни самых разных птиц! И каждая несла в лапах камень! Большая часть неслась к поселению, еще часть пронеслась над только что оставленным мною отрядом и вся стая дружно выронила свой тяжкий груз. И тотчас до меня донеслись крики боли. Камень это камень… он причинит боль и ущерб даже если ударит по плечу защищенному кожаному доспеху укрепленному магией. А многие камни летели по кривой… могли ударить в лицо, выбить глаз, рассечь щеки и проломить скулы… могли размозжить пальцы рук и ног… Создатель…

Над Подковой разннесся мой яростный крик обращенный к гневным небесам.

— Будь ты проклят Тарис! Будь ты проклят! — в дикой ненависти кричал я и от моего звенящего крика пролетающие надо мной птицы вздрогнули и раздались в стороны.

В тех больших шатрах скрывалось не только «огромное» и загадочное! В тех шатрах были сотни клеток с птицами! Это сколько же дней к Тарису доставляли птиц? Сколько дней он убивал одних созданий и поил их силой других?

Как же ты меня перехитрил Тарис… насколько же сильно я мнил себя особенным и проницательным…

Еще одна стая птица обрушила на заградительные отряд камни, а затем сами рухнули вниз. Птичьи когти и клювы — страшное оружие. Порой пострашнее камня.

— У них на когтях что-то намаза-а-ано! — дикий крик одного из воинов заставил меня содрогнуться.

Яд!

— Поднять щиты! Щиты! — это уже крик священника.

В той стороне в небо ударил широкий столб белого сияния. В моих ушах тоненько запищало, а заполонившие небеса птицы рванулись в стороны, убегая прочь от необычного света. Вот и божественная сила… направленная не на ужасную громадную нежить почти взобравшуюся на стену, а на защиту небольшого отряда от сонмищ обезумевших птиц пляшущих под дудку древнего некроманта.

— Будь ты проклят! — прошептал я и снова рванулся бежать к поселению, над которым медленно кружился ужасные смерч из кричащих птиц.

Р-р-р-ро-о-о!

Гулкий и одновременно ревущий необычный звук заставил меня в испуге обернуться. Сердце замерло, но через миг я облегченно выдохнул — в небе разорвался огромный пламенный ком, поглотивший и опаливший десятки мечущихся в воздухе птиц, тут же рухнувших вниз. Старый священник-маг очищал небо от врага огнем и святостью. Очищал безжалостно.

Отец Флатис сейчас делает все, что защитить небольшой отряд. Ему не совладать сейчас с продолжающим вздыматься гнилым исполином. И получается, что эту тварь оставили на меня.

Что ж, я не против!

Но птицы… проклятые птицы…

То и дел позади меня о камень стучал камень. Продолжали падать смертельно опасные подарки, не попадающие в меня лишь из-за скорости моего движения. За отряд позади я больше не переживал столь сильно, как за поселение — ведь там нет огненного мага. Но есть братья монахи, до сих пор мало как проявившие себя.

Дан! Дан!

Вновь я обернулся, сначала почувствовал чужую жизненную силу и лишь затем услышав удар камня о металл. За мной следом мчались оба ниргала, оставивших отряд и бросившихся за мной.

Что ж… можно и так.

Три мрачные воина бежали по скальному краю рядом с бездной. Позади нас дрался отец Флатис защищая мало как могущих сейчас за себя постоять обычных людей прикрывающихся щитами от каменного града. В стороне от них ворочалась огромная нежить в каменных доспехах.

Впереди…

Впереди засиял знакомый мне уже белоснежный свет. Вновь тонкий писк в ушах, вновь заметались в небе птицы, роняя свой тяжелый груз…. Монахи вступили в схватку.

Вперед… вперед… вперед!

Эти птичьи крики…

Они буквально оглушали, они терзали слух, хотелось зажать уши ладонями и беззвучно заорать в ответ.

Небо вопило над нами!

Мечущие из стороны в стороны птицы уворачивались от сияния божественной силы, но ведомые приказом снова возвращались и бросались в атаку. И при этом они непрестанно кричали… кричали… кричали…

Вниз дождем сыпались камни, медленно опускались перья и пух, падали одиночные птичьи тушки пронзенные стрелами или пораженные иным способом.

Вверх с земли летели те же камни, стрелы и проклятья. Никто не покинул защитную стену — все остались на посту, вздев над головами прочные щиты. Остальные стояли частью во дворе — так же прикрывшись от удара с небес — другие в жилой пристройке, причем те кому это удавалось, стреляли из луков вверх, нет-нет да уменьшая поголовье крылатого врага.

Я наблюдал за всем сверху — стоя на платформе подъемника и медленно спускаясь вниз. Рядом как всегда бесстрастно стояли ниргалы, но, впервые, я ощутил внутри их закованных в железо тел, нечто вроде возбуждения и предвкушения — воины жаждали сражения, жаждали окунуться в кровавую схватку. Я отчетливо ощущал их чувства.

Но сейчас меня больше волновала ситуация в целом. Если так продолжится дальше, люди попросту не выдержат этой вакханалии — это слишком бьет по морали, столь громкий крик, беспрестанное мельтешение птиц над головой, падающий сверху камни и птичьи тушки норовящие вырвать глаза или хотя бы исполосовать лицо.

И яд! Почти наверняка это именно яд — я уже успел поймать и убить одну из пикирующих птиц и сейчас держал обмякшее тельце в руках, мрачно глядя на безжизненные лапки густо покрытые темной и крайне отвратно пахнущей жидкостью. Это либо перегнившая кровь с чем-то, либо что-то еще не менее ужасное…

Одна надежда что мы найдем средство лечения от яда. Потому что первые ранения уже есть. И в заградительном отряде и здесь — как минимум на нескольких людях кровь, кого-то заносят внутрь пристройки прикрывая щитам, а он кричит в голос зажимая обильно кровоточащее лицо. Проклятье! Тарис… Тарис…

Но и это еще не все!

Что потрясло меня больше всего — упавшие птицы. Сбитые стрелами, камнями, попросту раздавленные или разрубленные мечом во время падения. Они лежали повсюду. Во внутреннем дворе, на крыше пристройки, на защитной стене, снаружи в ущелье. И я отчетливо видел сверху, как медленно-медленно птичьи тушки корчатся и дергаются, вяло вздрагивают, перекатываются и словно бы ломаются. Кое-где пернатый покров треснул, обнажив кровоточащее вспухшее мясо, продолжающее пульсировать и выпячиваться. Мой новый взор без труда различал дрожащие огоньки жизненной силы внутри упавших птиц. А вот две птичьих тушки соприкоснулись, словно бы слиплись, вновь показалось облепленное перьями мясо, а затем обе тушки стали единым целым — прямо на моих глазах они слились воедино и увеличились в размерах. И дрожащий комок голодной мертвой плоти попытался было дотянуться до ноги пробегающего мимо воина, не преуспел, после чего мягко перекатился дальше, туда, где среди грязи дергалась разрубленная пополам ворона.