Марк Энтони - За гранью

Грейс так и не осмелилась снова заговорить с ослепительно прекрасной повелительницей Толории. Одна только мысль о взгляде ее льдистых глаз, словно пронизывающем тебя насквозь и проникающем в самые потаенные глубины сознания, вызывала в ней непреодолимый ужас.

Но почему, Грейс? Чего ты боишься? Что она увидит в тебе колдунью? Или, напротив, увидит, что в тебе ничего нет?

Она с усилием прогнала прочь эти мысли. Кстати, с приближенными Иволейны у нее тоже ничего не вышло. Красотой, холодностью и безупречностью манер большинство из них во многом походили на свою королеву, и выведать в беседе с ними какие-то секреты представлялось совершенно безнадежным.

В голову пришла неожиданная идея. Оставался еще один монарх, о чьих планах и намерениях ей почти ничего не удалось узнать за истекшую неделю. Грейс покосилась на шагавшего рядом с ней рыцаря.

— Послушайте, Дарж, — начала она, — я ведь так и не выяснила, как поведет себя на Совете король Эмбара. Он для меня самая большая загадка из всех монархов, если не считать Иволейны, конечно.

Рыцарь шумно выдохнул сквозь усы.

— Вам нет нужды тратить время, шпионя за королем Соррином, миледи, — мрачно произнес он. — Я готов рассказать все, что вам следует знать. Боюсь, мой сюзерен умирает.

— Король Соррин болен? — Инстинкт врача временно вытеснил все прочие соображения. — Давно он заболел? Какие симптомы?

— О нет, миледи, моего повелителя терзает не тот недуг, который можно вылечить. Может статься даже, что он доживет до глубокой старости, от чего на душе у меня горько вдвойне.

Грейс резко остановилась.

— Я не понимаю.

— Поражено не тело, а мозг, — пояснил Дарж. — Король пребывает в постоянном страхе за свою жизнь. Вот почему я сказал, что он умирает. Умирает каждый день.

Дарж подошел к окошку, больше похожему на бойницу. Оно было таким узким, что позволяло метать стрелы изнутри без риска получить стрелу в ответ.

— Боязнь умереть превратилась для него в тюрьму куда более прочную, чем сложенная из камня, — продолжал эмбарец, глянув с прищуром на видимый в прорезь в стене крошечный клочок голубого неба. — И я не думаю, что ему когда-нибудь удастся из нее убежать. Ужас смерти настолько поглощает его, что он не в состоянии больше ни о чем думать. Он сутками напролет изучает книги целителей, разговаривает только с придворными медиками и пьет лишь те снадобья, которые они для него составляют. А на все прочее — в том числе на управление королевством — у него просто не остается времени.

И без того печальное и суровое, обветренное лицо рыцаря исказилось на миг такой глубокой скорбью, что у Грейс защемило сердце и перехватило дыхание. Чертов корсет! Ни за что она больше не наденет это дурацкое платье, несмотря на уверения Эйрин в том, что этот цвет ей очень идет.

Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь — что угодно, лишь бы облегчить муки Даржа, — и так ничего и не сказала. Будь он ранен, она знала бы, как ему помочь, но против скорби и печали медицина бессильна…

— Леди Грейс! — послышался за спиной звонкий девичий голос.

Грейс оглянулась.

— Леди Эйрин! — воскликнула она, втайне радуясь появлению подруги именно в этот тягостный момент.

— Ах, Грейс, я так рада, что нашла тебя! — Бархатные щечки баронессы раскраснелись, голос дрожал от возбуждения.

— Доброго утра вашему высочеству, — вежливо произнес Дарж, неловко кланяясь, — хотя не думаю, что оно таким надолго останется. По всему видать, скоро опять хлынет.

Эйрин растерянно заморгала, только сейчас обнаружив присутствие рыцаря, чья туника и плащ были неотличимы по цвету от стенной кладки. Спохватившись, она присела в коротком реверансе, пробормотав при этом:

— И вам доброго утра, милорд Дарж.

Затем хотела было снова обратиться к Грейс, но вдруг остановилась и удивленно нахмурилась, уставившись в окно.

— Но небо ясное! О каком дожде вы изволите говорить, милорд?

Дарж ничего не ответил. Он стоял, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки и глядя прямо перед собой.

— В чем дело, Эйрин? — прервала неловкую паузу Грейс.

В синих глазах баронессы вспыхнул лукавый огонек.

— Держу пари, ты ни за что не догадаешься, кто пять минут назад въехал в ворота Кейлавера!

— Я тоже так думаю, — согласилась Грейс.

— Тогда побежали смотреть. Если займем местечко у входа в большой зал, то все увидим. — Здоровой рукой она ухватила подругу под локоть и повлекла за собой по коридору. — Пойдемте с нами, Дарж, — на ходу обернулась Эйрин, в последний момент вспомнив о рыцаре.

Эмбарец помедлил, коротко поклонился и зашагал вслед за ними.

Трэвис старался держаться поближе к Бельтану. Рядом с рыцарем ему казалось немного безопаснее. Но только немного. Фолкен и Мелия шли впереди, сопровождая по бесконечным извилистым коридорам кейлаверской цитадели пару дюжих стражников.

Эти самые стражники несколько минут назад приветствовали их у крепостных ворот — если только можно назвать приветствием недобрые взгляды и направленные в их сторону наконечники копий. Затем им приказали спешиться и куда-то повели. Все это здорово напоминало обыкновенный арест и совсем не походило на соблюдение пресловутых законов гостеприимства.

— Похоже, кто-то успел предупредить о твоем приезде, Фолкен, — заметил Бельтан, нахлобучив на голову капюшон зеленого плаща, под которым невозможно было разглядеть черты его лица.

Бард только хмыкнул в ответ, что показалось Трэвису нехорошим признаком. Он еще не забыл, как встретили появление Фолкена в Кельсиоре, и отнюдь не был уверен в том, что здесь их ожидает лучший прием.

Стражники остановились перед высокими двойными дверями.

— Его величество ожидает вас, — произнес один из них, отступая в сторону и жестом указывая на двери.

— Ты, помнится, утверждал, что король Бореас тебе благоволит? — не без ехидства осведомилась леди Мелия.

Бард поправил плащ.

— Как, нормально сидит? — буркнул он.

— Чуть-чуть левее, дорогой, — проворковала Мелия и добавила, сверкнув глазами: — Думаешь, я не заметила, что ты уклоняешься от ответа? Если так, то ты сильно ошибаешься!

Фолкен оскалил зубы в волчьей ухмылке.

— Хватит болтать. Пошли лучше просить гостеприимства у его величества.

Мелия страдальчески закатила глаза, но больше ничего не сказала.

Трэвис наклонился к уху Бельтана и прошептал:

— Послушай, а он вообще-то знает, что делает?

— Обычно — да, но часто просто делает вид, — прошептал в ответ рыцарь.

Массивные створки распахнулись, и все четверо вошли в зал.

Большой зал Кейлавера во многом походил на трапезную короля Кела, но был раза в два просторнее. Кроме того, стены кейлаверской твердыни пока не угрожали рассыпаться при первом сильном порыве ветра, не говоря уже о том, что дикарями здесь и не пахло. В остальном же он представлял ее точную копию: козлы и столешницы вдоль стен, посыпанный свежей соломой пол и возвышение в дальнем конце, на котором, в свою очередь, возвышалась, доминируя над присутствующими, мощная фигура короля Бореаса. Трэвис с первого взгляда понял, что видит перед собой не самозваного варварского князька, а настоящего монарха. Несмотря на всю похвальбу Кела, между ним и Бореасом существовала огромная разница — приблизительно такая же, как между коптящим факелом и полыхающим костром.