Марк Энтони - За гранью

— Неплохая мысль, — сказал Фолкен. — Постараюсь сегодня вечером разыскать этого Джемиса и попросить заняться обучением Трэвиса. Боюсь, мне уже нечего ему больше дать.

— Замечательно! — сверкнула очами Мелия.

Трэвис благоразумно смолчал. Да и что толку спорить? Он невольно глянул на свои ладони, вспоминая о том, какая невероятная сила проистекла из них в ту памятную ночь в сердце Белой башни. Он не видел серебристого изображения руны на правой ладони, но каждой клеточкой ощущал его присутствие где-то под кожей.

А мне наплевать, чего хочет Мелия! И знай, Джек, я никогда больше не стану пользоваться этой силой. Я готов учиться — но лишь для того, чтобы узнать, как держать ее под контролем. Я не желаю никому больше причинять вреда!

— Как ты считаешь, Бореас позволит тебе держать речь перед Советом? — неожиданно спросила Мелия, обращаясь к барду.

— А куда ж ему деваться? Вдобавок, хоть я и не числю Бореаса среди моих лучших друзей, именно ему принадлежит идея созыва Совета Королей. Очевидно, он понимает, что происходящие в Фаленгарте события затрагивают коренные интересы Кейлавана и других доминионов — иначе вряд ли рискнул бы навязывать свою волю соседям таким способом.

— Поступки королей могут иметь самые различные причины, — возразила Мелия и посмотрела на рыцаря. — Скажи, Бельтан, как ты оцениваешь своего дядю?

Трэвис вздрогнул. Он еще не успел свыкнуться с мыслью о королевском происхождении Бельтана. Да что же это такое? Все вокруг него либо волшебники, либо принцы, один он ничего собой не представляет!

Бельтан в задумчивости поскреб золотистые завитки волос на подбородке.

— Бореас хороший человек, — начал он, — но вместе с тем еще и ревностный приверженец культа Ватриса. Я слышал, что он уже достиг уровня внутреннего круга мистерий. В этом причина или в чем-то другом, но войны он не боится.

— А не может быть так, что он намеренно к ней стремится? — уточнила Мелия.

Рыцарь покачал головой:

— Не могу сказать наверняка. Просто не знаю. Не так уж мы на самом деле близки, да и три года прошло с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз. — Он криво усмехнулся. — К тому же я вообще мало что смыслю в придворной политике.

Несмотря на последние слова Бельтана, Трэвису его суждение показалось здравым и исчерпывающим. В голову пришла неожиданная мысль. Он встрепенулся и спросил:

— Скажи, Бельтан, это правда, что ты мог стать королем?

Рыцарь молниеносно обернулся.

— Нет. Не мог, — сухо ответил он и стремительно вышел из комнаты.

Трэвис отпрянул, как от удара в лицо. Что он наделал?

— Я всего лишь имел в виду, что Бельтан… Он ведь сын покойного короля, верно? — пролепетал он, оправдываясь.

Фолкен кивнул, но ничего не сказал.

— Не расстраивайся, Трэвис, — мягко проговорила леди Мелия. — В твоих словах нет ничего обидного.

Нет? Почему же тогда Бельтан вылетел отсюда, как пробка из бутылки? Но он не стал задавать вопросов и вернулся к прерванному занятию, в то время как Фолкен и Мелия, расположившись у камина, обсуждали вполголоса план завтрашнего выступления перед участниками Совета.

Звуки голосов умолкли. Трэвис поднял голову и обнаружил, что бард и волшебница удалились в спальню — очевидно, для того, чтобы продолжить обсуждение, не опасаясь посторонних ушей, иными словами, ушей Трэвиса Уайлдера. Как бы то ни было, он остался один и без присмотра — впервые, пожалуй, за последнюю неделю. Трэвис понимал, что поступает неправильно; с другой стороны, никто ничего ему не запрещал. В конце концов, имеет он право просто прогуляться и размять ноги?

Не дав здравому смыслу ни времени, ни возможности вмешаться и удержать его от необдуманного поступка, Трэвис на цыпочках подкрался к двери, открыл ее и выскользнул в коридор.

Грейс шла по тускло освещенному коридору, сопровождаемая лишь легким шелестом своего фиолетового платья. Большой зал она покинула больше часа назад, но до сих пор не добралась до своей комнаты.

Нет, она вовсе не заблудилась: за недели, проведенные в стенах кейлаверской цитадели, она научилась неплохо ориентироваться в лабиринте бесконечных коридоров, переходов, лестниц и галерей. В замке по-прежнему оставалось немало незнакомых ей уголков, но центральную часть она изучила достаточно подробно и могла теперь самостоятельно пройти из восточного крыла в западное и обратно. Закрыв глаза, она легко представляла в уме многочисленные изгибы и повороты намеченного маршрута, в чем-то схожие со схемой кровеносных сосудов человеческого тела, хорошо знакомой ей по врачебной практике.

Ах, если бы хитросплетения человеческих взаимоотношений было так же легко усвоить, как план крепости или расположение вен и артерий в организме пациента! Увы, она даже не надеялась когда-либо научиться безошибочно ориентироваться в этом лабиринте. За примером ходить недалеко: и как ее только угораздило принять за слугу одного из спутников барда Фолкена?! Она провела ладонями по бархатистому материалу платья.

Ты позволила себе увериться в реальности происходящего, Грейс. Это ведь так приятно — быть особой королевской крови! Приятно и удобно. И при этом вовсе не обязательно разговаривать с людьми. Достаточно отдавать им приказания.

Грейс сморщилась, как от зубной боли, вспомнив обиженное лицо того странного типа в зале. Скольких людей она обидела вот так же бездумно, походя, нисколько не заботясь об их чувствах и переживаниях? И скольких еще обидит? В конце концов, очкарик в грязных сапогах лишь один из многих, случайно задетых осколком того, что некогда было ее сердцем.

Она машинально поднесла руку к груди, в глубине души страшась вновь ощутить мертвящий холод, охвативший ее в Денверском мемориальном, когда она вскрывала грудную клетку монстра-убийцы. Но грудь под корсетом была теплой, и в ней билось живое и нормальное человеческое сердце. Грейс судорожно вздохнула. Быть может, для нее было бы лучше тоже заиметь железное сердце? Тогда по крайней мере ей не пришлось бы каждый раз волноваться, страдать и сопереживать в подобных случаях. Мысль показалась ей настолько абсурдной, что она чуть не расхохоталась. Сердце. Она могла с закрытыми глазами произвести диссекцию, с математической точностью отделив предсердия от желудочков, но человеческое сердце не перестало бы при этом оставаться загадкой, которую невозможно постичь до конца. Подобно лабиринту, скрытому в глубинах сада во дворе замка, ее собственное сердце неуклонно приводило ее туда, откуда нет выхода, и заставляло становиться свидетельницей таких вещей, которых лучше вовек бы не видеть.

Продолжая идти, Грейс вдруг подумала о Кайрен. Последние несколько дней она тщательно избегала встреч с зеленоглазой графиней Силезской, но сегодня ее почему-то охватило неудержимое желание повидаться с ней, поговорить, расспросить об Иволейне и… колдуньях. Грейс была уверена, что Кайрен не станет ничего от нее скрывать, а, напротив, будет просто счастлива показать ей свое превосходство и свою причастность к запретному знанию. Только Грейс сегодня мало заботили мотивы поступков Кайрен.