Владимир Ильин - Напряжение

— Что это? — Будто стараясь не спугнуть, тихонько шепнул Михаил.

И даже Федор, согнувшийся до касания своим подбородком моего лба, старался сопеть совсем тихо.

— Душа, — негромко ответил я, вливая свое Любопытство широкой рекой, искренне боясь, что сейчас этот маленький огонек вновь исчезнет из моей жизни.

Серые коридоры озарились теплым светом маленького ручного солнца.

— Какая яркая, — восхитился Федор.

— А это не опасно?

— Опасно остаться без нее, — вспомнил я последние два года. — Идем, — и первым зашагал по спуску вниз, освещая нам всем дорогу.

Просторный коридор несколько раз свернул под прямым углом, постоянно снижаясь, пока не вывел в широкий зал с десятком ответвлений. Если бы не считал повороты — совсем бы потерялся, и крупные надписи 'Убежище' с последующим номером никак бы не подсказали, куда идти дальше. Кроме пустых помещений с массивными скамейками возле стен нам совсем ничего не попадалось — наверное, если кто тут и обитал или оставил что‑то интересное, то в других местах. Хотя иногда казалось, что на границе света и тени что‑то есть — по крайней мере, девчонки постоянно кого‑то наблюдали и пищали в плечи отцу. Но я больше доверял Федору — за весь путь он только единожды процитировал Байрона, да и то это оказался пожарный щит, сверкнувший металлом подвешенного ведра.

Поднимались мы по такому же коридору, стараясь соблюдать тишину — в этой части здания все помещения занимали новые хозяева города, шум толпы долетал слабо, и любые звуки из‑за закрытой двери могли заинтересовать охрану. Дверь выламывать не пришлось — с внутренней стороны она открывалась без ключа. Разве что дважды хрустнул механизм и скрипнула петля, но, к счастью, за те пять минут, пока мы ожидали неприятностей, стоя по эту сторону убежища, ничего не случилось.

— Идем, — махнул я рукой и, подавая пример, спокойно вышел за поворот.

— То, что мы делаем, очень опасно, — все‑таки выговорил мне Михаил перед тем, как шагнуть вперед.

Будто не верил, что это все происходит с ним — и достаточно просто идти следом, чтобы приключение продолжалось.

— В худшем случае, нас выставят обратно, — пожал я плечами, вовсе не тревожась и не переживая — восторг новой встречи с личным чудом переполняла сердце, окрыляла, подначивала улыбаться и научить Федора нормальным стихам — веселым и солнечным. Бояться и переживать совсем не хотелось.

Я не бежал от людей и не пытался скрыться, наоборот, тут же подошел к идущей по своим делам женщине и вежливо поинтересовался:

— Я потерял документы, вы не подскажете…

— Поворот, второй кабинет по правую руку, — мазнула она взглядом и прошла мимо, не задерживаясь.

Я только и успел запомнить фамилию на прямоугольной карточке, закреплённой на ее груди, ее же повторил постовому за очередным столом возле поворота.

— Нас направила сюда Татьяна Петровна, — ответил я кристально чистую правду на грозный вопрос 'стой, куда?'.

— Проходите, — напряжение пропало с лица солдата и его внимание вновь возвратилось к небольшой газетке на столе.

По правую руку оказался просторный кабинет с тремя дамами за небольшими, в школьную парту размером, столами, занятыми прямоугольниками мониторов. Зато на полу небольшими башенками громоздились бумаги — их производил порыкивающий принтер в тот же стол размером, обитающий у окна. Казалось, тронь хотя бы одну стопочку — и рухнут все остальные, завалив весь кабинет бело — черными лепестками. Так что к ближайшему столу идти приходилось очень осторожно — потому как на мое покашливание не обернулся никто. Михаил разумно остался возле двери, явно не доверяя небольшим коридорчикам между стопками и собственной грации с габаритными сумками. Федора тоже пришлось сгрузить.

— Здравствуйте!

Женщина лет сорока на вид отбила новую канонаду на клавиатуре.

— Меня направила Татьяна Петровна, — произнес я волшебную фразу.

На меня внимательно посмотрели усталые омуты серых глаз.

— Я документы потерял, — улыбнулся ослепительной улыбкой.

— Любой документ с указанием имени, фотографией и печатью, — холодно озвучил равнодушный голос. — Банковские карты, свидетельство о рождении?

— Ничего нет, — оптимистично продолжал я улыбаться.

— Ходатайство родителей, свидетельство трех полных граждан?

— Эм, — невольно занервничал я.

В самом деле, кто сказал, что тут все будет так просто? Скорее, я сам себе это придумал, а теперь стою, не зная, что делать. Почему то показалось, что упрашивать эти серые глаза совершенно без толку.

— Максим, да что ты молчишь, — рядом неожиданно оказался Михаил, суетливо доставая из кармана портмоне с документами. — Здравствуйте, красавицы, это мой сын. Вот мой паспорт. Мне надо написать заявление? — Выжидательно замер он, выудив откуда‑то солидную металлическую ручку.

— Ваш сын? — Протянула женщина.

— Мой брат! — Ткнулся в ногу Федор, крепко прижавшись к ногам и с вызовом глядя на тетеньку.

— Брат! — Обняли девчонки с другой стороны.

— Понятно, — хмыкнула дама, дважды кликнула по экрану и скосила взгляд на паспорт Михаила. — Получается, Самойлов Максим Михайлович?

— Да, — подтвердил я пересохшим горлом, под дикий стук взволнованного сердца.

— Дата рождения, возраст, место рождения.

— Десятое апреля, — выручил меня Михаил.

Я отчего‑то не мог сказать и слова, путаясь — говорить ли первое января, в которое все в интернате справляли единый день рождения на всех — и на наступивший год тоже. Или сказать про июнь, дата которого отражена в моем досье, оставленном в сейфе директрисы.

— Подданство?

— Имперское.

— Не желаете оформить под нашим гербом? Будут льготы и трудоустройство. Нет? — Без особого желания подытожила она, отсылая документ на печать.

Принтер вжикнул новой бумагой — не пластиком, а листом гербового листка, с моим именем и новой фамилией. Звучно бряцнула печать, украшая гербом подножие документа, вжигнул росчерк черной перьевой ручки, отрисовывая подпись дамы.

— Временное удостоверение. В имперской канцелярии поменяют на основной документ и примут присягу.

— Спасибо, — выдохнул я, обращаясь ко всем сразу.

Даже даму проняло — уголки губ слегка поднялись в ответной улыбке.

— Нам дальше на автобус?

— Купить билеты можно в шестом кабинете, — тут же похолодела женщина, возвращаясь к дробному перестуку по клавишам.

— Всего доброго!

За дверью Федор по — хозяйски завладел моей рукой, обняв ее двумя своими, и гордо вышагивал рядом, с вызовом глядя на всех, кто проходил мимо.

— Один билет — десять тысяч, — пробубнил мужчина за основательной металлической стойкой, сокрытой толстым стеклом с металлическим ящиком в углублении под рамой.