Надежда Попова - И аз воздам

— Курьера, надо полагать, вы упустили, — заметил Курт. — А ведь он увез мой отчет о происходящем и просьбу о подкреплении и назначении нового обера, а повышение Густаву светило давно. Брось, Петер. Не все на свете упирается в ваши потусторонние игрища, человек — обычный смертный человек — решает куда больше.

— Ты действительно так думаешь, или это просто самоутешение? — вкрадчиво осведомился Ульмер. — Просто потому что ты осознаешь: все не так очевидно, и ты в этом погряз по уши — тот самый простой смертный, ставший игрушкой высших сил, которые бросают тебя на произвол твоей собственной судьбы, когда им становится скучно с тобою, или помогают, когда им что-то нужно. Просто потому, что ты боишься поверить в это; ведь допустить такую мысль значило бы признать, что все твои потуги ничего не стоят, и в любой момент все твои планы, решения, выводы могут пойти прахом… А это забавно, — хмыкнул он, вдруг улыбнувшись своим мыслям. — Забавно будет, если окажется, что Каспар не ошибся в своих выкладках, и ваше с ним противостояние — впрямь нечто судьбоносное. И если это так, и там, наверху, такие силы на твоей стороне и сознательно ведут тебя к победе… Вот это будет впрямь отличный сюрприз нашему любителю древности. Я, пожалуй, и впредь не стану запираться и вообще сделаю все для того, чтобы дожить до дня собственной казни в здравии и своем уме: узнать, чем в таком случае закончится ваша встреча — о, это стоит того, чтобы пожертвовать ради этого многим. Жаль, я не смогу увидеть выражение его лица, когда и до него это дойдет… И жаль, что уже не смогу повлиять на игру, подкинув пару ходов одному из вас. Хм, даже и не знаю, на чью сторону я бы встал — оба варианта по-своему соблазнительны.

— Этот твой Мельхиор не говорил тебе, что игры с потусторонним плохо кончаются? — не сдержался Ван Ален, однако Курт не стал пытаться пресечь его вмешательство. — Сам этого не понимаешь? Ты же лезешь своими кривыми ручонками в ткань мироздания, меняешь порядок вещей, играешь с тем, с чем человеку играть не позволено. Ты сам это делаешь — умножаешь хаос в мире, сам провоцируешь невероятные события! Ты же выкручиваешь руки реальности, и при этом удивляешься тому, что она сопротивляется и реагирует на это?

— «Ткань мироздания», — повторил Ульмер нараспев. — «Порядок вещей»… Какие, однако, заковыристые речи из уст бродячего охотника; общение с инквизиторами дурно на тебя влияет… А если мне все равно, м? Если мне интересно увидеть, до каких пределов это можно творить, сколько это ваше мироздание, ваш хваленый порядок сможет это выдерживать? А если я состязаюсь с ним, борюсь с ним, если это моя ставка — «кто кого», я одолею его и подчиню, или оно меня стряхнет, как муху?

— Да ты больной, — покривился охотник, и Ульмер снисходительно поправил:

— Я игрок, Ван Ален. А что за игра без высокой ставки? Вот твой приятель это знает и понимает меня, он многие годы так живет; верно ведь, Гессе? Потому и удалось меня переиграть на время. К слову, не сказать, что я потрясен, но удивлен точно. Жаль, что ты на мои вопросы отвечать не станешь и не расскажешь, как тебе это удалось, и я так и останусь мучимым любопытством… Или расскажешь? Давай, Гессе, все любят хвастаться, а ты — так и побольше некоторых. Как тебе удалось избежать судьбы? Как ухитрился идти с нею рядом и не пересечься? Ведь это уже не вмешательство свыше, это ты, ты сам, я это видел… Как?

— Хальс, — снова ни слова не сказав в ответ, поторопил Курт. — Что удалось выяснить ему? Почему его ты устранил именно тогда, именно в тот день?

Улыбка Ульмера растаяла, сменившись гримасой неприязни.

— Гайер, — коротко и недовольно пояснил бывший сослуживец. — Кристиан шел говорить с Гайером. Неприлично догадливый сукин сын. Прежде это возмещалось благой привычкой держать язык за зубами, но в последнее время нервы, что ли, стали сдавать, уж не знаю… Впрочем, у многих заговорщиков и вообще носителей какой-либо тайны со временем появляется склонность к обсуждению всяческих потаенных движений души. Это, помнится, ты же сам рассказывал нам на своей лекции… Что? — с усмешкой уточнил Ульмер. — Не помнишь меня? Разумеется, как тут запомнить; ты, думается, ни на одно лицо и внимания-то не обратил, а они тебе внимали, как пророку… Я сидел в третьем ряду. Лекция была интересной, мне понравилось; взял тогда на заметку много полезного.

— Что выяснил Хальс? О чем проболтался Гайер?

— О происходящем в городе, полагаю. А Кристиан сопоставил одно с другим.

— Учение о трех эпохах, — произнес Курт медленно, следя за лицом арестованного. — Вот что «сопоставил» Хальс.

— Я смотрю — тебе и рассказывать-то ничего не нужно, — одобрительно кивнул Ульмер и приятельски подмигнул: — Отличная ересь, правда? Удобная. Прячется на виду, как лист в лесу. Сходу не распознать, даже если ее адепт в твоем присутствии прочтет длиннейшую проповедь, основанную на ее постулатах, даже если целый город будет подвержен ей… И судя по этому взгляду, Великого Молота Ведьм, наконец-то, осенило, кто является ее проводником и хранителем в Бамберге.

— Епископ…

— Не расстраивайся, — сочувственно кивнул Ульмер. — Кристиан соображал дольше; и до конца, кажется, всего происходящего все равно не понял. Даже пытался явиться к нему со своими выкладками, дабы тот предотвратил распространение нехороших идей среди своих духовных чад. Не знаю уж, какими словами Его Преосвященство отвадил нашего ревностного собрата, но Кристиан остался в убеждении, что с епископом городу не повезло, и придется решать проблему самому.

— Как тебе удалось совратить фон Киппенбергера к ереси? Или это опять «совпадение», и «так сложилось», что ты наткнулся на него именно в том городе, в который тебя перевели?

— Не поверишь, — широко улыбнулся Ульмер и, всмотревшись в его лицо, нарочито нахмурился: — Хм, и вправду не веришь… А напрасно. Впрочем, отчасти ты прав — не такое уж это и совпадение.

— Я слушаю, — поторопил Курт. — Как?

— Если читать начальственную переписку, можно узнать много интересного, — сообщил бывший сослуживец доверительно. — Это, кажется, единственное нарушение служебных предписаний, которого до сих пор не было в твоем арсенале, да? Крайне рекомендую. Из нее можно узнать, например, что один из епископов был замечен в склонности к ереси и даже имел в прошлом определенные проблемы по этой причине; проблемы, правда, были решены быстро и спокойно, покаяние свершилось… Но бывших еретиков не бывает, кому как не тебе это знать.

— И ты так вот просто явился к нему и сказал «а не вернуться ли тебе к ереси, приятель»?

— Можно и так сказать, — согласился Ульмер серьезно. — Я подсунул ему экземпляр Иоахима Флорского. Разумеется, святой отец не смог удержаться от того, чтобы освежить в памяти милые сердцу строки… Того, что было меж этих строк, он не заметил, но зато оно заметило его. Теперь он — врата и ключ ереси… Вижу, всем здесь не терпится узнать, как было дело, хотя никто, кроме тебя, похоже, не понимает, о чем вообще идет речь; разве что твой приятель охотник о чем-то догадывается.