Надежда Попова - И аз воздам

Курт медленно открыл глаза; крохотный огонек все так же смирно и жалобно обнимал фитиль, пропитанный маслом, отдавая вовне ничтожные крохи тепла и света. Он протянул руку к светильнику и подвинул ладонь почти к самому огню, чувствуя уже не тепло, а легкий жар; помедлив, Курт осторожно поднес пальцы ближе, ощутив, как скользнула по коже короткая горячая волна…

От стука в дверь — негромкого, но в ночной тиши прозвучавшего оглушительно — он вздрогнул, распрямившись и отдернув руку от светильника, и, на миг замявшись, поспешно поднялся, бросив напоследок взгляд на едва трепыхавшийся огонек. Прежде, чем подойти к двери, Курт возвратился к постели, осторожно вынув из-под подушки спрятанный там кинжал. Нессель заворочалась, перевернулась на другой бок и продолжила спать, на повторный стук лишь недовольно поморщившись во сне. Курт подошел к двери, на ходу обнажив клинок в левой руке, и снял засов, упершись кулаком с зажатой в нем рукоятью в стену — неведомому гостю оружия не увидеть, из этого положения ударить можно быстро и сразу в горло; хотя он и сомневался, что возможные убийцы обнаглеют настолько, что явятся в трактир через главный вход.

На пороге, когда он приоткрыл дверь, обнаружился Кристиан Хальс — недовольный и угрюмый. Смерив взглядом постояльца, инквизитор остановил взгляд на его руке, упиравшейся в стену, и мрачно выговорил:

— Убери ножик. Ложная тревога.

— От осторожности еще никто не умирал, — возразил Курт, однако руку с кинжалом опустил и спрятал клинок в ножны, по-прежнему держа дверь лишь чуть приоткрытой.

Хальс помолчал несколько секунд, глядя на него выразительно и ожидающе, и, не услышав приглашения войти, с бледной усмешкой осведомился:

— Исповедуешь своего expertus’а?

— В едальник прямо здесь засветить, или выйдем во двор? — в том же тоне поинтересовался Курт, и тот пожал плечами:

— Если не желаешь меня впустить — придется выйти. Есть разговор, который я не хочу вести в общем зале, где нас могут услышать.

Курт обернулся на Нессель; та по-прежнему спала — невзирая на заметную духоту, завернувшись в одеяло по самое лицо.

— Входи, — кивнул он, раскрыв дверь шире и отступив назад. — Проходи вон в ту комнату и говори тише.

Хальс молча кивнул, переступив порог, и зашагал к комнате Нессель, искоса бросив взгляд на разбросанную по полу одежду и спящую ведьму и на сей раз придержав комментарии при себе. У стола Курт остановился в нерешительности, ненадолго замявшись, ощутив внезапно отголосок прежнего ледяного испуга где-то в глубине рассудка, потом, решительно выдохнув, взялся за изогнутую ручку плошки, поднял светильник со стола и вместе с ним направился следом за Хальсом.

Тот уже восседал на единственном табурете, озирая комнату; на запертых ставнях его взгляд задержался чуть дольше, однако Хальс промолчал, лишь едва заметно нахмурясь. Курт поставил светильник на подоконник и уселся на постель Нессель напротив собрата по служению.

— Итак? — приглашающе осведомился он, и инквизитор кивнул:

— Итак. Для начала мне бы хотелось знать, что ты делал минувшим вечером в доме убитого скупщика краденого.

— Это был скупщик краденого? — искренне удивился Курт. — Не знал.

— Посредник между скупщиками и ворами, — уточнил Хальс чуть раздраженно. — Но ты не ответил.

— Я все рассказал магистратским следователям, явления которых, заметь, дождался, хотя обязан не был.

— Услышал крики из окна дома и ринулся на помощь? — скептически покривил губы инквизитор. — Мне нравится эта сказка. Она такая героическая.

— Ты сейчас обвинил меня во лжи? — поднял бровь Курт, и Хальс поморщился:

— Вот только давай ты не будешь строить оскорбленную невинность. Обвинять я тебя не могу ни в чем — рангом не вышел; однако не могу не сказать, что в данную версию не верю. Свидетель, который сообщил об убийстве, сказал, что вас там было трое, однако, когда магистратские явились на место, обнаружили в доме лишь тебя и твоего expertus’а. Кто третий?

— Прохожий, — пожал плечами Курт. — Шел мимо меня, когда послышались крики, и решил помочь служителю Конгрегации. Славный горожанин. Я отпустил его, не желая вознаградить за его добродетель лишними проблемами.

— В этом квартале не может быть славных горожан, Гессе, — отрезал Хальс. — Это место обитания всевозможной швали и, вообще говоря, убийства там — дело нередкое.

— В таком случае, не понимаю, почему на сей раз настолько взбаламутился Официум, что будущий обер-инквизитор лично бегает ночами по домам свидетелей.

— Свидетелей ли? — с нажимом произнес Хальс. — Скажу прямо, твоя слава и связанный человек, отдавший Богу душу в состоянии отбитого куска мяса, сочетаются куда более, нежели ты — и внезапный порыв вломиться в дом в нехорошем квартале, дабы спасти владельца.

— Молва порой преувеличивает.

— Кончай клепать мне мозги, Гессе. Мальчишку Ульмера можешь держать за дурака, а мне травить байки нечего. Какого хрена ты делал в том доме и почему оказался в этом квартале?

— Не скажу, — просто отозвался Курт, и инквизитор запнулся, глядя на него недобро и напряженно; он вздохнул: — Не могу сказать. Единственное, что тебе можно узнать — это связано с убийством inspector’а Штаудта. Более я тебе раскрыть не могу ничего: сам понимаешь, ты persona suspecta [52]так же, как и все служители Официума, а посему, если кто кого и может, и должен допрашивать, то уж точно не ты — меня.

Губы Хальса сжались в тонкую полоску — инквизитор явно всеми силами пытался сдержать злость; несколько секунд он сидел молча, глядя на свои руки, сцепленные замком на коленях, и, наконец, медленно выговорил:

— Не могу поспорить. И понимаю. Тогда я не стану тебя допрашивать, просто спрошу, а ты ответишь, если сможешь. Если нет — то и нет. В Официуме впрямь дело нечисто? Послушай; ты вряд ли раскроешь важную информацию, если скажешь, что это так: все мы и без того знаем, что нас подозревают и в нечистоплотности, и в убийстве собрата по Конгрегации. Даже если я виновен в чем-то, после твоего ответа я не узнаю тайны следствия: ведь если я замешан в деле, я и так знаю, как именно смерть этого парня связана с твоим расследованием. А если не замешан — как знать, быть может, твоя откровенность тебе же пойдет на пользу. Быть может, мне в голову придет дельная мысль, или я вспомню нечто такое, на что прежде не обращал внимания, считая неважным.

— Логично, — согласился Курт. — И я отвечу: нет, мне пока не известно, касается ли все происходящее именно Официума, или Официум сам стал жертвой в чьей-то игре. Но дело точно серьезней, чем кажется. Помимо наших и магистрата, в Бамберге действует (или, по крайней мере, действовала) какая-то третья сила. Это они вырезали старейшин местных подонков, а вовсе не те сами перебили друг друга. Кто они — я не знаю. Чего хотели — не знаю. Откуда явились и куда ушли — не знаю тоже. Обитатели неблагополучных кварталов тоже не знают, но на всякий случай сидят как можно тише, опасаясь повторения.