Елена Асеева - Сыны Семаргла

Мгновение и шары приобрели разные цвета, а над каждым из них появились Боги. Один из светящихся шаров был яркого желто-красного цвета, в нем, то вспыхивали, то потухали красные блики огня, а сверху на нем стоял Бог, сам яростный ОгнеБог Семаргл. Бог обряженный в длинное желтовато-прозрачное одеяние, с золотыми волнистыми кудрями до плеч, с высоким лбом, прямым с горбинкой носом и ярко-голубыми глазами, да горящим над головой золотым, описанный по кругу, нимбом, был молод и красив. Бог держал в левой руке длинный золотой бич, а в правой, круглый, красный щит, края которого зрились золотыми, а в середине вырисовывался юноша верхом на коне. На втором светящемся и клубящемся шаре темно-бурого цвета со вспышками серебристых молний внутри, стоял Бог битв и войны, Перун— громовержец. Его одеяние сияло голубовато-прозрачным светом, серебряные до плеч кудри, серебряные усы и борода, прямой нос и сине-голубые глаза, придавали ему особую мощь, а сияющий над головой золотой нимб, словно оттенял черты его мужественного лица. В руках Бог войны держал небесную радугу-лук переливающуюся желтым, красным, зеленым и синим цветами, а за плечами у него висел золотой колчан с огненными стрелами-молниями. На третьем клубящемся золотисто-лазурном шаре спустился ДажьБог.

Он был в лазурно-прозрачном, длинном одеянии, на золотом поясе, охватывающем его одеяние, висели золотые, широкие ножны, украшенные крупными изумрудами. Высокий, молодой с широким, мощным станом, Бог отличался средь иных особой молодостью и красотой и то просматривалось в его волнистых, серебряных до плеч волосах, высоком лбу, прямом носе и больших голубые глаза, будто подсвеченных особой лучистостью золотого нимба, описанного вкруг головы. В правой руке ДажьБог крепко сжимал длинный серебристо-золотой меч, похожий на молнию его отца Бога Перуна, который ярко переливался и вспыхивал в солнечных лучах поднявшегося на небосклон солнца. Боги подлетели к земле на своих светящихся шарах и те плавно опустились на ее зеленые травы покрытые пылью и пригнутые к земле.

Прошел лишь морг и дым от шаров точно впитался в траву, и та поднялся, и засверкала чистотой и зеленью.

— Святозар! — громким, наполненным весенними, гулкими раскатами грома, прозвучал голос Бога битв и войны, громовержца Перуна. — Подымись с колена сын моего сына! Ты, мой внук, Равный Богам, своим светом освещающий путь своего народа… ты, достоин, стоять в полный рост перед Богами! Святозар вздел дотоль опущенную в знак уважения голову и посмотрел на Перуна, оный возвышался над ним, и точно распространял окрест себя яркие лучи голубого сияния, и неуверенно поднялся с колена.

Перун не сводил взора со Святозара, а когда увидел, что тот встал, мягко улыбнулся ему, с беспокойством обозрел с головы до ног исхудавшую его фигуру, едва заметно качнул головой, и лишь после перевел взгляд на Аилоунена. А миг спустя все тем же громким, наполненным гулкими раскатами грома, голосом, молвил:

— Аилоунен! Подымись с колена сын моего брата! Ты, Равный Богам, своим светом многие века освещающий путь своего народа… ты, достоин, стоять в полный рост перед Богами! Святозар оглянулся и увидел, как поднялся с колена Аилоунен и поспешил к своему отцу Богу Семарглу, лицо, руки, ноги и одеяние которого нежно горели желто-красным, неярким светом. Правитель подошел к Семарглу, каковой встревоженным взглядом оглядывал его, и приклонил голову. Семаргл заложил бич, за яркий желтый пояс, опоясывающий его одеяние, и, надев на руку ременную петлю, перекинул свой щит через плечо, а засим протянул руку и погладил отрока— мужчину Аилоунена по волосам, да стремительно притянув к себе, крепко обнял. Перун, также как и Святозар, какое-то время, улыбаясь, смотрел на встречу Семаргла и Аилоунена, а после развернулся, закинул на правое плечо свою небесную радугу-лук, и сурово сдвинув густые серебряные брови, громким голосом обратился к воинам:

— Сомандрийцы! Вы предавшие имя своего отца Бога Семаргла, как смели призывать мое имя, перед этим боем? Мое имя — имя его младшего брата? Перун посмотрел на сомандрийцев, оные опустились на одно колено, лишь только шары Богов коснулись земли, оглядел безмолвно замерших лошадей, склонивших свои головы с длинными гривами в дань уважения перед Богами. И легкой, почти не касающейся земли, походкой направился к Люлео. Бог остановился напротив склоненного сомандрийского тофэрафа и зычно спросил так, что в небесной выси громыхнул гром, и сквозь ее голубизну проскользнула тонкая, серебристая молния:

— Ты, Люлео из рода Юнлискюля, младшего брата Аилоунена, как смел, призывать мое имя в помощь. Ты забывший имя своего отца, прародителя гавров Бога Семаргла? Люлео стоял на одном колене, низко склонив голову, не смея не то, чтобы ответить, но даже воззриться на Бога. Святозар видел, как вздрагивало его тело, как крепко правая рука прижимала рукоять меча к ноге. Перун, молча, смотрел на тофэрафа, разглядывая его благородную фигуру истинного ратника и так, как тот не отвечал, продолжил:

— Ты, пришел в Асандрию Люлео, чтобы прекратить правление Манялая и Есуания, а когда Семаргл послал тебе в помощь Святозара, который ради вас прошел муки Пекла, ты не поверил его словам и его делам.

Ты, увидев его лицо, ты, увидев Аилоунена, ты, услышав слова своего сына Вейрио, не пожелал признать, что это и есть посланцы Богов. И поэтому ты вывел, сегодня против сына Семаргла и сына ДажьБога своих воинов! Люлео, какой Бог живет в твоей душе, назови имя этого Бога!

— Перун, — еле слышно прошептал Люлео, не поднимая головы, и в тот же миг его закачало из стороны в сторону.

— Тогда Люлео, — громыхнул Перун. — Теперь вздень голову и посмотри на меня. На меня, Бога битв и войны, громовержца Перуна, который ведет стезею правой к победе великой, лишь тех воинов, что верят в Отца моего Небесного Бога Сварога, что верят в его сыновей Семаргла чистого, рожденного в огненном вихре, очищающего от всякой скверны, в ДажьБога, победителя Чернобога, смелого и великого витязя! Люлео робко поднял голову, взглянул в прекрасное, наполненное силой, мощью и красотой лицо Бога, и увидел Святозар, который стоял позади Перуна, как в глазах тофэрафа проскользнул не только испуг, но и огромное чувство любви к Богу. Внезапно лицо воина прояснилось, а мгновение спустя и вовсе засветилось голубоватым светом, он глубоко вздохнул, подавляя дрожь в голосе, и очень четко сказал:

— О, Бог наш Перун! О, Бог наш и отец наш Семаргл! О, великий витязь ДажьБог! Нет прощения нам, гнилому семеню, забывшему имя своего отца и Бога! Нет прощения предавшим нашу веру и наши знания!

И я, и дети мои, и воины мои, пришедшие из города Сомандрия готовы понести положенное нам наказание!