Лилия Касмасова - Если свекровь - ведьма

— Ни при чем.

— Так что значат искры? — настаивала я, умирая от любопытства.

— Да так, — отмахнулся он, — ничего особенного.

А потом откинулся на спинку своего кресла, взял журнальчик и как ни в чем не бывало принялся его рассматривать.

Он издевается?

Я быстро пересела на кресло рядом с ним, собираясь вцепиться в полосатые пиджачные лацканы и трясти его до тех пор, пока он не расскажет про эти загадочные искры.

Но Бондина спасла от моего нападения стюардесса. Она вышла из-за шторок, встала посреди прохода и объявила, улыбаясь своей несовершенной улыбкой:

— Просьба пристегнуть ремни, не курить, не целоваться, не пользоваться сотовыми телефонами и магией. Портабельные ступы с метлами в чехлах над вашими головами.

Я закинула голову — наверху были обычные отделения для багажа.

— При возникновении необходимости я их открою. Если же я погибну, нажмете зеленую кнопку на стене у иллюминатора, — продолжала стюардесса совершенно невозмутимым тоном. — Вылет через аварийные выходы или потолок кабины пилота, для открытия дерните зеленый рычаг — у каждой двери слева… Чтобы получить кислородную маску, протяните руку и закройте ладонь дважды, — она выставила вперед свою длинную руку ладонью вверх, сжала и разжала ее два раза.

Откуда ни возьмись к ней примчалась маска. Маскарадная пластиковая маска! Стюардесса надела ее — это была маска зайца и почему-то зеленого цвета.

Она шутит? Забыв досаду, я наклонилась к инспектору:

— Разве это кислородная маска?

— Очень кислородная, — ответила за него стюардесса, которая услышала мой вопрос. — 99 % О-Два. Разработка магистра воздушной магии Клочковского.

Чудненько. Я представила летящих в ступах людей с зелеными заячьими лицами. Там, наверное, скорее от смеха умрешь, а не от страха.

И почему у них все зеленого цвета — и кнопки, и рычаги, и маски? Я спросила инспектора, но снова ответила стюардесса:

— Потому что зеленый цвет успокаивает.

Мы отключили телефоны и застегнули ремни. Самолет загудел, пейзаж за окном поехал назад, меня вжало в кресло, и вот мы оторвались от земли.

Инспектор сидел, как-то неестественно скрючившись и вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники. Но глаза он не зажмурил, а сосредоточенно глядел в стенку напротив.

И как там сейчас мой Миша? Эта стерва наверняка поит его напитком каждую минуту! И они готовятся к свадьбе. А как готовятся к тайной свадьбе, на которой не будет гостей? Достаточно купить бутылку шампанского и заказать ужин… Торт они уже купили… А может, они собираются после обряда пойти в ресторан? А шамана они уже пригласили? А вдруг шаманы быстро проверят свои списки, женили они уже когда-нибудь Мишу или нет?

Я наклонилась к инспектору:

— А вдруг какой-нибудь шаман согласится их поженить?

— Нет, — произнес инспектор, едва шевеля бескровными губами, — если женят неразведенного, их лицензии могут лишить.

Это хорошо. Но лучше бы им что-нибудь построже грозило. Сибирь. Казнь. Конфискация перьев с бубенцами.

Из-за шторок снова вышла стюардесса, на этот раз с подносом в руках, и с улыбкой объявила:

— Можете расстегнуть ремни, мы взяли нужную высоту.

— Отпусти уже мою руку, — прошипела я инспектору.

— Извини, — сконфуженно пробормотал он, убирая пальцы.

Я отстегнула ремень. Бондин тоже.

Стюардесса спросила нас:

— Напитки? Сок березовый? Квас? Кисель? Настойка клюквенная? Яблочная? Водка?

Какой своеобразный ассортимент. Но на подносе у нее стояли только пустые бокалы. Ведьминские штучки?

— А сок апельсиновый у вас есть? — спросила я.

Стюардесса удивилась:

— Но вы же из России. У вас там нет апельсинов.

— Поэтому мы их и хотим, — сказал инспектор.

— Вы тоже? — снова удивилась пиратка.

— Да, — сказал Бондин.

— О, вы из тех, кто гоняется за экзотикой! — шутливо погрозила она ему, небрежно взмахнула ладонью над бокалами, и в двух из них появился оранжевый сок и соломинки.

Она подала нам бокалы и повернулась к двум другим пассажирам. Бондин тихо сказал:

— Фирменная фишка «ПлювГансы» — подавать пассажиру блюда его страны.

— М-м, — кивнула я, потягивая сок через соломинку.

Стюардесса перечислила те же напитки нашим спутникам, Орхидея сказала скромно:

— Мне, пожалуйста, водки, с лимоном.

А ей-то зачем заказывать напиток? Ведь она может сотворить все, что захочет. Хотя, наверное, это приятно, когда кто-то колдует для тебя. Так же как наливает чай, например. Хотя ты и сам это можешь запросто сделать.

Стюардесса обратилась к ее соседу:

— А вам, Николас, молочный коктейль, как обычно?

— Ну что вы, — покраснел дядька, — когда это я брал молочный коктейль! Мне то же самое, что и ей.

— Ой, извините! — воскликнула стюардесса, подмигивая Николаю-Николасу незаметно для Орхидеи. — Я, вероятно, с кем-то вас перепутала!

И она подала им две стопки с прозрачным напитком и надетым на край кружком лимона.

Орхидея и Николай чокнулись со звоном, хлопнули сразу рюмки целиком и, причмокивая, стали жевать лимонные дольки.

Тоже, что ли, взять что-нибудь покрепче. Лететь еще шесть часов, рядом с непонятным занудным инспектором, беспокоясь о Мише, стерве и шаманах.

Напиться и отключиться было бы, пожалуй, самым правильным в этой ситуации.

— А ты знаешь, — сказал инспектор, — что на Канарах самый мягкий климат на Земле. Зимой плюс двадцать, летом двадцать пять. Красота. Никаких тебе шуб, никаких валенок.

Какие валенки. Я их только в детстве в детский сад надевала. И какая мне разница, в каком климате будет свадьба моего Миши с другой женщиной!

— Да лучше б там был климат Северного полюса, — сказала я инспектору, — чтобы они себе задницы поотморозили!

Хм. Кажется, я злюсь на Мишу тоже. Но ведь его околдовали, он ни при чем! Бедный мой, заколдованный Мишка!.. Но он пялился на эту дуру с самого начала!

— Извини, — сказал Бондин, — я не подумал, что это может тебя расстроить.

Стюардесса появилась снова и осведомилась, что каждый из нас желает на обед.

Инспектор от обеда отказался. Я пожелала пиццу и сладкий чай, Орхидея попросила манты и зимний салат, а Николай-Николас — ну дает! — шоколадных печений.

Есть пиццу рядом с бледным и напуганным инспектором, который не ел ничего и сидел, прямой как палка, в своем кресле, было довольно неловко.

Он пару раз пытался заговорить — то ли чтобы отвлечься от своего страха, то ли чтобы заглушить мое чавканье, — но темы выбирал дурацкие.

Сначала спросил, какую музыку я люблю. Более никчемного вопроса я не знаю. А может, я вообще не люблю музыку? Хотя, да, люблю на самом деле. Частенько слушаю что-нибудь под настроение. Но вот именно «что-нибудь».

— Без разницы, — ответила я, прожевав очередной кусок шикарной пиццы — наверняка самой настоящей, итальянской — и запивая его чаем.