Роберт Асприн - Мир воров. История таверны «Распутный Единорог». Тени Санктуария. Сезон штормов

Он сделал несколько глотков, смакуя его, и с большим трудом втащил оставшуюся практически полной бутыль в свою комнату на втором этаже в глухом, удаленном от центра районе Санктуария под названием Лабиринт.

(Теперь, когда в городе появились эти кичливые и шумные наемники, сплошь иноземцы, ходить по улицам стало еще опаснее, чем раньше. Именно поэтому он предпочитал держать свои деньги на дне колодца.

«Даже в Лабиринте уже нельзя чувствовать себя в безопасности», — с горечью подумал Ганс.) Войдя в комнату, он притворил за собой дверь и тщательно закрыл ее на задвижку. В лунном свете видны были лишь контуры окна, но к тому времени, когда он расстегнул и снял плащ, а затем стянул с себя через голову тунику, глаза уже привыкли к темноте, и он увидел женщину, поджидавшую его в постели.

Совсем еще девочка. Необыкновенно красивая. Леди Эзария. У него в постели. Откинув покрывало — единственное, что скрывало ее наготу, — она села в кровати и протянула к нему руки. Каким-то чудом Гансу удалось удержаться от восклицания, с трудом устоять на ногах. Он решительно шагнул к постели. Она была живая и замерла в ожидании. Восхитительно! И даже возникшее у него сомнение — «а это на самом деле Эзария?» — не помешало ни ему, ни ей в полной мере насладиться друг другом.

Да и имело ли это значение, была она Эзарией, как ему казалось, или же богиней? Она превзошла все самые смелые его ожидания, и ночь прошла просто замечательно.

Позже он пришел к выводу, что это все-таки была Эзария, а не Эши (во сне, разумеется, — напомнил он себе), потому что Эши скорее всего не стала бы есть так много чеснока.

Когда она ушла от него утром, он продолжал лежать, блаженно улыбаясь и вспоминая о своем сне, время от времени удивленно покачивая головой.

С кровати Ганс увидел плащ, тунику и бутыль с вином. Это заставило его окончательно проснуться, и он тут же полез под кровать за сапогами. Осмотрев их, вор убедился, что серебряные монеты все еще на месте. Резким движением сбросив с себя простыню, Ганс внимательно осмотрел постель, что не составило большого труда. Убедительные и выразительные доказательства того, что Эзария была у него, утратив при этом невинность, были налицо.

Так я не спал! — подумал он, а вслух сказал:

— Я сделаю это, о Быстроногий бог наш, Отец наш небесный Илье! Я сделаю это, о святая из святых леди Эши и преподобная богоматерь леди Шипри!

Раздался голос, доносившийся откуда-то изнутри» из глубин подсознания Ганса:

— Теперь все зависит от тебя, сынок!

«Не все зависит, — лишь позже осознал Ганс, — а все зависят». — Имея в виду: «все боги илсигов и весь народ илсигов!»

Взяв в руки сосуд с адским зельем, к которому он пристрастился с той самой кошмарной ночи, когда побывал у Керда, он вылил остаток его на простыню, валявшуюся на полу и хранившую следы недавнего, хотя и несколько иного рода жертвенного возлияния.

— Возлияние на алтарь богов илсигов, — решительным тоном и со значением сказал Ганс.

Из надежно укрытого тайника, устроенного им чуть более месяца тому назад, он достал сверток, каким-то чудом уцелевший и не проданный им во время его алкогольного марафона.

В свертке, который он принес сюда, прихватив с собой в ту самую ночь, был очень ценный набор блестящих хирургических инструментов, принадлежавших ранее Керду-вивисектору, которого Темпус вскоре после боя перевел в иное состояние бытия или небытия. Вопрос о воровстве, таким образом, не стоял, и, с удовольствием подумав о том, что за этот великолепный инструментарий можно было бы получить кучу денег, Ганс, все еще не одетый после сна, начал разворачивать ценный пакет на небольшом шатком столике.

И глаза его полезли на лоб.

Хирургических инструментов не было и в помине. Вместо них в пакете оказались примерно сорок футов тонкой, шириной в один дюйм, гибкой кожаной ленты черного цвета; великолепная кольчуга, тоже черного цвета; простой черный шлем с накладками для защиты висков, носа и шеи. И — кольцо. Но не черное, как все остальное, а отливающее чистым золотом, из которого оно было сделано, с вделанным в него крупным камнем «кошачий глаз» в золотой оправе и окружении мелких бледно-голубых камешков.

Он потратил уйму времени в тот день на то, чтобы тщательно обернуть и затем как следует затянуть кожаную ленту вокруг ножен серебряного меча, который дал ему тот, кого называли пасынком. И все это для того, чтобы скрыть от посторонних глаз богатую отделку. Он примерил кольчугу, изумившую его своей необыкновенной гибкостью и податливостью, а потом долго возился, пытаясь снять ее через голову, ведь это была не просто туника. Попробовал бы кто поднять у себя над головой это изделие из дубленой кожи с нанесенной на нее тысячью мелких колец из каленого металла около сорока фунтов весом!.. И шлем, конечно, тоже оказался ему впору.

Кольцо примерять он не собирался. Оно принадлежало Эши и было ее условным знаком. Ганс не мог считать его своей собственностью. Кольцо вместе с пятью серебряными монетами он тщательно спрятал, перед тем как уже под вечер решил выйти из дома, чтобы чего-нибудь поесть. На нем была старая, обтрепанная по краям туника цвета верблюжьей шерсти.

Он очень основательно поел, но пил только ячменный отвар.

— Ты, я видел, выходил вчера из дома, — тихо сказал трактирщик, с вожделением глядя на серебряную монету и в то же время пытаясь делать вид, что она его совершенно не волнует. — Хорошая, должно быть, была ночка, а?

— Да, не жалуюсь! Эй, не забудь про сдачу!

Уже поздно было что-либо предпринимать. Он немного послонялся по улицам, надеясь случайно где-нибудь встретить Темпуса. Но не встретил, и ему пришлось вернуться домой, делая при этом вид, будто он не торопится, хотя на самом деле ему не терпелось проверить, на месте ли его недавние приобретения.

Дома Ганс убедился, что все в полном порядке. Сдача, полученная в трактире, лежала у него в кошельке, который он не стал, конечно, пристегивать к ремню — не такой он дурак! И те припрятанные им пять серебряных монет.

Присев на краешек кровати, Ганс стал размышлять об этом.

Похоже на то, что мои бессмертные союзники не хотят, чтобы у меня были проблемы с финансами. Возможно, они просто не желают, чтобы в услужении у них был воришка, каковым я и являюсь на самом деле, о чем мне в свое время пришлось напомнить и принцу Кадакитису, — а может быть, являлся ?

В последующие несколько дней он швырял деньгами направо и налево, великодушно подарив одну из этих серебряных монет своей дорогой старушке Лунному Цветку («Да ты же просто прелесть, разве нет?»), еще две — какому-то однорукому бродяге, у которого к тому же не хватало двух пальцев на другой руке и в котором он безошибочно распознал одну из жертв Керда.