Глен Кук - Холодные медные слезы. Седая оловянная печаль

– Что стряслось?

– Заходил этот человек… Краск.

О! Краск – профессиональный убийца.

– Что он сказал?

– Ничего он не говорил. Как будто в этом была необходимость!

Необходимости не было. От Краска исходит угроза, как вонь от скунса.

– Он принес это.

Дин подал мне конверт в четверть дюйма толщиной. Я взвесил его на руке:

– Что-то металлическое. Принеси мне кувшин. – Он направился на кухню. – Может быть, вечером заглянет Майя, – сказал я ему вслед. – Сунь ей кусок мыла и покорми ее. Проследи, чтобы она не стянула что-нибудь, чего тебе будет недоставать.

Я пошел в кабинет, сел, положил на стол конверт Краска моим именем вверх и решил не трогать его, пока Дин не принесет золотистый напиток из источника молодости. Старик не заставил себя ждать. Он налил мне кружку. Я выпил ее залпом.

Дин повторил и сказал:

– Если вы не бросите попыток помочь этим детишкам, в один прекрасный день можете нарваться на неприятный сюрприз.

– Им нужен друг во взрослом мире, Дин. Они должны понять, что мир состоит не из одних хищников, наперегонки пожирающих друг друга.

Дин изобразил удивление:

– А разве это не так?

– Не совсем. Немногие из нас все еще дерутся в арьергарде, совершая добрые дела тут и там.

Он подарил мне одну из своих редких искренних улыбок и удалился на кухню.

Майя ест получше, чем мы с Джилл, вместе взятые. Если, конечно, она возьмет на себя труд появиться.

Дин одобрял мои усилия. Он просто хотел напомнить мне, что наиболее вероятной наградой за них будет проломленная голова и разбитое сердце.

Я не собирался отправляться на небо или в преисподнюю, оставив здесь подарочек Краска. Я сломал восковую печать Большого Босса.

Кто-то вложил в конверт две игральные карты, связанные шнурком. Я перерезал шнурок. Внутри обнаружились пучок бесцветных волос и четыре монеты. Монеты были приклеены к одной из карт. Золотая, медная и две серебряные. Все одинакового размера – около полудюйма в диаметре – и одинакового вида, только металлы разные. Три монеты сияюще-новенькие. Одна из серебряных истерта настолько, что я едва разобрал, какой на ней рисунок. Все четыре монеты – храмовой чеканки. Об этом говорило все – буквы старого стиля, дата в непонятном летосчислении, явно религиозная символика, отсутствие королевского профиля на лицевой стороне. Монеты королевской чеканки отличаются наличием королевского профиля на аверсе. Монеты коммерческой чеканки расхваливают товары или услуги чеканщика.

Карентийский закон позволяет штамповать монеты кому угодно. Все прочие королевства объявили чеканку денег государственной монополией потому, что разница между стоимостью металла для монеты и ее денежным достоинством обогащает казну государства. Но и Карентийская Корона свой куш не упустит. Она требует, чтобы частные чеканщики покупали монетные диски или болванки у Королевского Монетного двора, причем за сплав, из которого изготовляют болванки, покупатели расплачиваются чистым металлом того же веса. Прибавьте сюда выгоду, которую получает казна, экономя на изготовлении матриц и жалованье рабочих-штамповщиков.

Большую часть времени система работает как по маслу, а когда случаются сбои, виновных поджаривают живьем, будь они хоть Князьями Церкви или чиновниками Монетного двора (последние все как один – кузены короля). Основа карентийского процветания – надежность карентийской денежной системы. Карента коррумпирована насквозь, но никому не дозволено покушаться на орудие коррупции.

Золотой монете я уделил самое пристальное внимание. До сих пор я никогда не видел золотого частной чеканки. Этот металл слишком дорог, чтобы использовать его просто для утоления тщеславия изготовителя.

Я взял верхнюю карту и прочел лаконичную записку: «Повидай этого человека». Далее следовало изображение рыбы, медведя и название улицы. Все вместе составляло адрес. Поскольку читать умеют немногие, в городе используют таблички с общепонятными символами.

Краск хотел, чтобы я кого-то повидал. Эта посылочка, по его мнению, должна снабдить меня необходимым путеводителем.

Если Краск говорит намеками, значит, в деле замешан Чодо Контагью. Краск не посмеет вздохнуть без разрешения Чодо. Я решил сходить на разведку. Не стоит обижать Чодо.

Решено. Мне необходима длительная прогулка. Все равно до прихода Джилл заняться мне нечем.

Судя по адресу, это где-то на севере. Стало быть, Северная Сторона?

Я пошел наверх и перерыл ящик с инструментами, отобрав медный кастет, пару ножей и свою любимую головодробилку – восемнадцать дюймов, свинцовый набалдашник. Я рассовал все это по карманам, убедился, что нигде ничего не выпирает, потом спустился на кухню и сообщил Дину, что ухожу на несколько часов.

Большинство из нас находится в гораздо худшей физической форме, чем думает, а тем более признается. Я привык считать, что ко мне данное соображение не относится. Но к тому времени, как я преодолел шесть миль до Северной Стороны, я ощутил это в полной мере на своих икрах и бедрах. Неужели это тело несло на себе полную боевую выкладку во время многодневных марш-бросков в бытность мою моряком?

Нет. Оно стало старше, и на его долю досталось столько потасовок, что с лихвой хватило бы на целый взвод.

Район, куда я держал путь, населяли эльфы и полуэльфы, что означало маниакальную чистоту и порядок во всей округе. Это район, где хозяйки выскабливают каменные плиты с кислотой и подкрашивают кирпичную кладку каждую неделю. Когда идет дождь, сточные канавы наполняются красной краской. Здесь мужчины ухаживают за деревьями, словно за своими божками, и подстригают крошечные лужайки ножницами, травинка к травинке. Остается только гадать, так ли упорядоченна и стерильна их личная жизнь.

Как такое общество, с его незыблемыми моральными устоями, могло породить Снежка и Вампиров?

Я свернул на Черную Поперечную улицу, узкую улочку в тени Водоносного холма. Я искал рыбу, медведя и заблудших Вампиров.

Здесь было тихо. Чересчур тихо. Где же эльфийские женщины, которым полагалось подметать улицы, мыть окна или другим способом бороться с хаосом, пожирающим остальную часть города? Эта тишина дурно пахла, словно здесь произошло нечто жуткое и улицу парализовало ужасом. Мое появление не могло быть тому причиной. Даже в этом районе есть парни, которые не стали бы смотреть равнодушно, как я направляюсь в западню.

Такой вот я оптимист.

Я нашел дом, прекрасное четырехэтажное серое здание. Входная дверь была открыта. Я поднялся на крыльцо. Внутри стояла мертвая тишина, еще более жуткая, чем на улице.

Вот он, источник распространения ужаса.

И что же мне делать? Наверное, то, зачем пришел. Вынюхивать.