Серж Неграш - Талисман

— Куда больше, чем к бесконечному строительству хижин, — не стала спорить Ника.

Строительство и ремонт жилищ было одним из главных занятий женщин племени. Глины и кизяка, способных скрепить постройки, в Заповедных Лесах не водилось, и дожди частенько разрушали хижины. Остов их крепился к центральному столбу, затем переплетался лианами, а сверху покрывался листьями. Если за подобной крышей постоянно ухаживали — убирали сгнившую листву и добавляли свежую, — то она оставалась водонепроницаемой. Пола у хижин не было. На сухой траве, а чаще на песке лежали связанные лианами стволы бамбука, заменяющие кровати, вместо подушек — ворох листьев, посредине очаг, — вот и вся обстановка. Никаких съестных припасов: когда появлялось мясо, его съедали в тот же день.

— Почему вы не пользуетесь шкурами оленей и кабанов, как все люди? — спросила как-то Ника у Муонга. — Зачем спать на голом бамбуке и дрожать по ночам от холода, если можно сшить одежду из шкур?

— Мы — дети чащи. Если мы наденем чужие шкуры, лес перепутает нас со зверьми и не будет помогать. И потом, это ведь ты предпочитаешь дрожать от холода, а не прижиматься к тому, кто рядом с тобой — а вовсе даже не я.

Ника более не поднимала этот вопрос. В общем-то, глупо с ее стороны жить под одной крышей с красивым, сильным мужчиной, считаться его женой и не спать с ним. Ника не раз ловила себя на том, что разглядывает его просто до неприличия откровенно. Конечно, Муонга это не смущало, раз он запросто, как все остальные, ходил обнаженным, но девушке привыкнуть к местным обычаям было нелегко.

Проблемы вызывала и необходимость прикрывать собственное тело. Женщины племени носили лишь подобия передников и узкие набедренные повязки.

Девушка всем существом противилась тому, чтобы Муонг считал ее своей вещью. Нет, конечно, она старательно изображала, будто смирилась со своим положением и не пыталась тайком покинуть селение: отправляться в чащобу в одиночку, без проводника, — верная гибель! Кроме того, ее останавливало еще и вот что: если бы она сбежала, то ушла бы отсюда ни с чем. А это ее не устраивало.

Но кто она здесь? Пленница?

Кроме Муонга, за ней вроде бы никто не следил, она ходила, где хотела, и вообще была предоставлена себе самой.

Ее не связывали, ей не угрожали и ничего не требовали…

Чтобы только не умереть со скуки, она участвовала в обыденных делах, которыми занимались женщины племени. И те были настроены по отношению к ней вполне дружелюбно; их не смущало, что она на них не похожа и не умеет говорить на их языке. Они общались с ней с помощью жестов и богатой мимики и искренне радовались, когда видели, что достигли успеха, и охотно спешили на выручку, если она с чем-то не сразу справлялась.

«Да, они — дикари, — размышляла Ника, — но таких искренних и открытых людей редко где встретишь».

Интересно, рассказал ли кому-нибудь Муонг, что она отказала ему в супружеских радостях? Или же нет?..

Сейчас, впрочем, ее в основном занимали мысли о предстоящей охоте.

— Что я должна делать? — спросила Ника.

— А чего бы тебе самой хотелось? Загонять дичь вместе с женщинами или ловить ее с мужчинами?

— Разве Закон не запрещает мне, женщине, выполнять то, что традиционно мужская привилегия?

— Нет, если ты на один день станешь мужчиной.

— Как так?..

— С помощью боевой раскраски и заклинания, которое я, как лучший охотник, имею право произнести, не призывая колдунов. Дети Змеи относятся к такому обряду благосклонно, нужно только, чтобы женщина не ждала ребенка.

— Естественно, — рассмеялась Ника, — беременный охотник — чересчур!

— Иногда в племени рождаются женщины, в которых таится неукротимый дух воинов, — продолжал он, — они любят охотиться и воевать. Это не удивляет наш народ, их просто не принуждают быть такими, как все. Это полезно для племени. Такова, например, Мвиру-Аамили-Мбонго, третья жена вождя. Он гордится ею, хотя она не дарит ему детей.

— Хм, Мвиру-Аамили-Мбонго такая же, как Муонг-Бара-Мбонго, то есть я? И ты тоже гордишься моей необычностью?

Он покосился на нее, но не ответил.

Ника вместе с остальными брела, вооружившись копьем, луком и колчаном со стрелами, старательно обходя многочисленные ловушки, которые уже научилась распознавать. Зато кучи помета зверей, в отличие от силков, никто, в том числе и она, не избегал — так легче было не оставлять своего, человеческого запаха.

Тропа спускалась вниз, в долину. Лес сделался светлее, появился подлесок, и вскоре обвешанные мхами исполинские деревья сменились густыми зарослями злаков слоновьей травы и андропогона. Иногда из-под ног вырывались стайки рябых цесарок, и мужчины мгновенно натягивали тетиву — однако порой птицы, беспорядочно хлопая крыльями и кудахча, успевали скрыться в густой листве.

Ника несколько раз промахнулась, а вот стрелы Муонга достигли цели. Но охотники прошли мимо трепещущей жертвы, даже не взглянув на нее. А когда Ника дернулась подобрать добычу, ее удержали: это забота не мужчин, а идущих следом женщин!

Они шли еще часа четыре, миновали болотистый луг. Наконец Муонг остановился и, сложив руки рупором, издал резкий, напоминающий птичий крик звук. Тотчас же слева, издалека, кто-то отозвался таким же криком.

Муонг бросил женщинам несколько отрывистых фраз. И те, сойдя с тропы, свернули вправо и отошли друг от друга. Мужчины тем временем двинулись влево, откуда раздался крик.

Охотники, проведшие ночь в лесу, скрывались за кустами, обрамлявшими узкий ручей. Перебросившись с вновь прибывшими парой слов, они приступили к делу — по обе стороны ручья, между стволами, натянули сеть, тщательно маскируя ее лианами.

Муонг снова издал гортанный звук. И с той стороны, куда отправились женщины, послышался шум — загоняли животных.

Женщины выстроились дугой так, чтобы охватить как можно больший участок леса и направить животных туда, куда надо.

Ника посмотрела на стоящего за соседним исполином Муонга: его глаза были сощурены, рот сжат от напряжения, крепкие руки держали наготове копье. Он не двигался, готовясь в любой момент броситься на жертву — будь то дрожащая от страха безобидная антилопа или страшный в своей смертельной агонии леопард!

Крик «Ю-ю-у-ую-ую!» возвестил: добыча покинула укрытие.

Муонг показал Нике два пальца. Но она разобралась, что он хотел сказать, лишь когда увидела несшихся прямо на нее двух бородавочников, самку и самца. По мере того, как они приближались, Ника все более отчетливо различала отвратительные морды животных с наростами и устрашающими, закрученными, словно усы, клыками и злобными маленькими глазками.

Судьба добычи была предрешена. В последний миг самец, правда, заметил западню и попытался свернуть, но не успел. Самка ударилась о него мордой и отскочила в сторону, но пущенное рукой Ники копье пригвоздило ее к земле.